знает толк в ранах. Этот человек не бывал в настоящем бою. Его дело - вот так ловко, одним ударом

выбивать нож из рук врага, ребром ладони бить наотмашь, сваливая человека, резко заламывать руки.

Парни не морщились от боли.

«Настоящие джигиты», - подумал муфтий. Ему нравилось, что инструктор разжигает злость у парней.

Они начинают в ярости покусывать губы и сжимать кулаки.

Инструктору нужно было довести их до такого состояния. Только после этого он «свел» двух парней.

Одного из них, Алима, муфтий хорошо знал. Истинный головорез... Двоюродного брата зарезал.

Алим выдвинул вперед руки и, подражая инструктору, стал медленно двигаться вперед. Пулат, его

«противник», держался спокойнее, увереннее. Он был шире в плечах, крепче. Он ждал удобного

момента, чтобы одним ударом сбить Алима с ног. Алим хитрил, увертывался и вдруг неожиданно ребром

ладони наотмашь резанул «врага» по горлу. Пулат покачнулся, помотал головой и нанес ответный, не

менее сильный удар в живот. Алим, широко открыв рот, жадно глотал воздух. Он застыл на месте, руки

стали медленно опускаться. Парень воспользовался этим, ударил еще раз.

– А-а-а!
– прохрипел Алим и неожиданно рванулся на противника.

Он сумел схватить Пулата за плечи и зубами вцепиться в горло. Немец не двигался с места. Он

только поднял брови. На какой-то миг оторвал взгляд от этой дикой схватки и посмотрел на муфтия. Их

глаза встретились.

Этого мига было достаточно, чтобы инструктор и Садретдин-хан поняли: да, нужна злость. Нужно,

чтобы при запахе крови парни пьянели, забывали обо всем на свете. Сейчас, даже на занятиях, нет

условного врага.

Ничего, пусть грызутся. Там, на другой стороне, им придется быть вместе. Ничего, пусть останутся

шрамы.

Муфтий слегка кивнул. Именно так надо готовить людей к опасным делам.

Парни упали. Они катались по земле. Острые камни рвали одежду. Но джигиты не замечали камней...

Слышалось тяжелое дыхание. Алим не разжимал зубов. Из раны уже текла кровь. Здоровый детина

ослабевал на глазах.

Остальные участники группы осторожно отступили назад. Немец не двигался. Муфтий понимал, что

не имеет права вмешиваться в дела инструктора. Он тайком выбрался из города, чтобы посмотреть на

джигитов, благословить их на святой подвиг.

А немец, еще раз мельком взглянув на муфтия, продолжал упиваться бешеной схваткой своих

подопечных.

Тогда муфтий поднялся. Он больше не мог смотреть, как два родных по духу человека сцепились в

смертельной схватке.

Инструктор резкой командой остановил учебу. Джигиты, тяжело дыша, поднялись, молча постояли, не

пытаясь даже стереть с лица кровь и пот.

Немец выжидающие посмотрел на муфтия.

Садретдин-хан обратился к джигитам с короткой речью, торопливо благословил их и, кивком головы

простившись с инструктором, повернулся и засеменил из ущелья. Там у дороги его ждал слуга.

Пусть торжественного благословения не получилось, но муфтий увидел настоящих воинов. Он

надолго запомнит схватку. Что-то неприятное все-таки было в ней. Однако Садретдин-хан подавил в себе

это чувство. Он понимал немца: сейчас нужны именно такие люди, сильные, жестокие, коварные, не

признающие никаких законов в драке, способные убить родного брата, перегрызть горло товарищу. На

них, только на них вся надежда...

Группа благополучно перешла границу. Несколько дней она спокойно жила в одном из аулов. Тухлы

один поехал в город Мары. Он побывал на базаре, походил по улицам. И никто на него не обратил

внимания, никто не проверил документы. В голову пришла дерзкая мысль: двинуться дальше по

железной дороге. Но Тухлы вовремя опомнился. Его ведь учили быть осторожным.

134

Тем не менее Тухлы упивался своей дерзостью. Он с вызовом взглянул на патруль. Один из

красноармейцев внимательно осмотрел крепкую ладную фигуру парня. Тухлы показалось, что сердце

оборвалось. Он уговаривал себя шагать уверенней... В случае чего... Он представил, как от грохота

взорвавшейся лимонки вздрогнет спокойный город и все полетит к черту: и этот красноармеец, и его

товарищ, и сержант. И конечно, он сам...