Шрифт:
Тому явно не хотелось выходить под проливной дождь. Он растерянно потолкался у двери, ожидая,
что муфтий передумает. Почему, например, самому оборванцу завтра не принести свой хурджун.
Муфтий метнул злой взгляд, и слуга поторопился уйти.
Гость пододвинул чайник к себе, стал разливать в пиалы горячий, хорошо заваренный напиток.
Это не удивило муфтия. Он привык, чтобы к нему относились с почтением всегда и везде. Гость
посмотрел на выцветший флажок. Муфтий перехватил его взгляд и тоже повернул голову к святому углу.
– Наше знамя...
– твердо сказал он.
– Несмотря ни на что, оно поднимется над землей.
Гость не ответил. Он молча протянул пиалу хозяину дома.
– Мы донесем это знамя, - торжественно продолжал муфтий, - до родины...
Он отпил несколько глотков, поставил пиалу и внимательно посмотрел на гостя.
Странный человек. Совершенно не реагирует на слова хозяина. По-прежнему напряжен и чем-то
взволнован. Может, ему надлежит быть таким? Его дело донести хурджун. И все... Отогреется и уйдет по
ночной дороге из этого городка.
– Когда?
– вдруг спросил старик.
– Что?
– не понял муфтий.
– Когда мы донесем это знамя до родины?
– Если не мы, то наши дети...
– ответил муфтий и, спокойно допив чай, вернул пиалу своему гостю.
Старик не спеша вновь наполнил ее чаем и передал муфтию.
137
– Наши дети не донесут знамя...
Муфтий вздрогнул от этого злого шепота. Он вдруг почувствовал странную слабость. Неприятный
комок пополз к горлу.
– Нет детей!..
– повысил голос гость.
– Нет! Нет!
– Теперь он уже кричал.
– Нет моего Пулата. Ты помнишь его, проклятый старик. Убийца! Он не вернется с той стороны.
– Какого Пулата?
– не к месту спросил муфтий. Его сейчас никто не интересовал. Ему становилось все
труднее дышать.
– Он был сильный, здоровый, широкоплечий... Ты послал. Его увел Тухлы. Шакал и сын шакала.
Почему вы впутываете бедных людей в свои грязные дела? Почему? - Старик вскочил. Бросился к
зеленому флажку, сорвал его, швырнул под ноги и стал топтать.
«Пулат. . Это тот, которого повалил Алим... Тот. .» А муфтий не хотел ни о ком думать. Но перед
глазами пронеслась схватка: два парня, катавшихся по камням. Немец...
Разве об этом надо думать. Ему плохо. Он с трудом хватает воздух...
– Ты сейчас сдохнешь, проклятая собака... - опять шепотом заговорил старик. - Я дождусь твоей
смерти. Если не сдохнешь, я задушу тебя.
Старик выставил вперед крепкие ладони. Теперь пальцы не дрожали. Они дрожали, когда старик
разливал чай. Взглянув на пиалу, муфтий все понял...
Старик продолжал угрожающе шептать что-то, но муфтий, медленно склонившись, упал на бок. Он
лежал маленький, щуплый, жалкий.
Никакого хурджуна в караван-сарае не было. Ни о каком госте в старом халате хозяин не знал. Как
пошли дожди, в караван-сарай еще никто не заглядывал.
Предчувствуя недоброе, слуга бежал к дому, шлепая по лужам, с трудом вытаскивая ноги из липкой
грязи. Тяжело дыша, он вбежал в комнату, подошел к муфтию, слегка дотронулся до него. Потом
попятился к двери и вновь выскочил под дождь.
Полицейский, выслушав слугу, осмотрел комнату, поднял опрокинутую пиалу. Где он будет искать
этого старика в такую непогоду? Где? Да и дождь давно смыл его следы.
– Муфтий Садретдин-хан умер... - внимательно глядя на слугу, медленно произнес полицейский. -
Умер. Он был очень стар и болен. Ты понял меня?
Слуга торопливо кивнул.
– Так будет лучше для тебя, - добавил полицейский.
– И никто к вам сегодня не проходил. Ты понял
меня?
– Понял...
– прошептал слуга и добавил: - Так будет лучше.
Капитан Дейнц не успел доложить Расмусу о смерти святого отца. Два дня Дейнц обдумывал
предстоящий разговор с шефом, подбирал более емкие фразы, искал ответы на предполагаемые упреки.
Очередные диверсии, организованные с помощью муфтия Садретдин-хана, сорвались. Это не могло
быть случайностью...
Как и Расмус, Дейнц давно почувствовал, что рядом с ними действует другая, неведомая им сила. Но