арыками. Тогда у чайханщика появлялась печальная улыбка, он шумно вздыхал и без устали угощал

посетителя хорошим, крепким чаем.

– Еще?
– переспросил Махмуд-бек.
– Пока ничего. Потом.

Хозяин кивнул. Конечно, потом он выложит все новости, которые накопились за последнее время и,

наверное, очень интересуют Махмуд-бека.

Кто-то постучал крышкой чайника, подзывая хозяина к себе, требуя повторить заказ. И чайханщик

стремительно сорвался с места: посетителей надо уважать.

В короткие минуты хозяин подходил к Махмуд-беку, присаживался, брал пиалу, отпивал два-три глотка

и сообщал очередную новость. О многом Махмуд-бек уже знал.

О главном хозяин пока не говорил. А это главное должно быть. С Махмуд-беком уже искали встречи

чужие люди. Встреча должна быть «случайной». Никто не рискнет идти в частный дом к человеку,

находящемуся под надзором полиции.

Перед выходом из тюрьмы Махмуд-бек сказал вождю, что лучшим местом для такой встречи может

быть «Ферганская чайхана», куда он часто заходил и раньше. Махмуд-бек поглядывал на дверь, старюсь

в каждом новом посетителе узнать нужного человека. Чаще заходили эмигранты. Их легко отличить по

старым халатам, по дешевым заказам. Сладости, лепешку или горсть сухих фруктов они приносили с

собой, осторожно разворачивали и отводили глаза от чайханщика. Но он-то все понимал. И не осуждал

их за ту скудную трапезу, эту невероятную (до крошки!) бережливость. Его же пальцы тоже научились так

захватывать горсточку заварки, что ни одна чаинка не падала. Да и горсточки с каждым днем

становились все меньше.

Махмуд-бек пил чай медленно. Сделав два-три глотка, ставил пиалу и наслаждался этой мирной

обстановкой. В таких чайханах он бывал в начале тридцатых годов. Заколоченные балки, потертые

паласы, постоянно фыркающий самовар... Своеобразный, неповторимый уют, по которому тоскуют сотни

людей.

В тех чайханах стоял хохот над репликами аскиябазов - острословов, спорили о делах первых

колхозов, с уважением, притихнув, слушали рассказ первого тракториста...

А здесь люди вспоминают прошлое. И боятся думать о завтрашнем дне... Каким он будет?

Махмуд-бек смотрит на старого таджика, которого не знает даже по имени. Где-то видел это темное,

хмурое лицо. Или на чьих-то похоронах, или здесь, в чайхане. Старик только раз метнул недовольный

взгляд в сторону Махмуд-бека. Потом повернулся боком, уселся удобней. И конечно, больше не

посмотрит.

149

Во всех своих бедах старик, наверное, винит руководителей эмиграции, тех, кто затащил его на

чужбину и бросил на произвол судьбы. Старик отщипнул кусочек лепешки и стал медленно жевать.

Редкая бородка нервно вздрагивала.

И этого уже нищего человека хотят втянуть в новую беду, лишить свободы и даже редких, теперь

самых счастливых, минут. . А может, лишить и жизни.

Мужчина лет сорока пяти, не обращая ни на кого внимания, громко чавкает. Он принес кусок холодной

баранины и на виду всей чайханы наслаждается едой. Вот этот человек пойдет на все. Он умеет держать

нож в руках. И баранина ему нужна каждый день. Ему пообещают мясо и власть. Тогда он крепче сожмет

нож. Удары будут точными и сильными.

Хозяин в третий раз подносил чайник. Уже сменились посетители. Только теперь чайханщик,

задержавшись, сказал Махмуд-беку:

– О вас спрашивали.

– Кто?
– спокойно поинтересовался Махмуд-бек.
– Кому я еще нужен?

Хозяин не ответил на улыбку.

– Чужой... Говорил на фарси.

– Он часто сюда заходит?
– спросил Махмуд-бек.

– Да... Почти через день. Уже месяц.

– Он приходит один?

– В это же время появляются, - он пожал плечами, - или мне кажется, братья Асимовы... Вы их должны

знать.

– Вместе заходят?

– Нет. . То один, то другой.

Махмуд-бек не знал Асимовых. Но решил сейчас не расспрашивать чайханщика об этих людях. Ясно,

что они следят за чужим гостем.