Для «затравки» он должен швырнуть эти деньги будущим вожакам переворота и при этом пообещать

крупные должности в новом правительстве. Надо, чтобы в этот «кабинет» вошли самые опасные для

народа люди. Махмуд-бек еще не готов к их подбору, к «формированию» правительства.

А срок отпущен незначительный. Чужеземцы, разумеется, располагают информацией о видных

деятелях туркестанской эмиграции. Ошибка Махмуд-бека в подборе «кабинета» будет сразу же

замечена.

До позднего вечера, до того момента, пока усталый чайханщик не вошел в каморку, Махмуд-бек

перебирал в памяти оставшихся духовников, курбаши, богачей.

– Все спокойно, Махмуд-бек...
– сказал чайханщик.

Он еле держался на ногах, этот уже пожилой человек. Махмуд-бек протянул пять ассигнаций,

новеньких, гладеньких, еще не побывавших в руках торговцев. Чайханщик отрицательно помотал

головой:

– Так много! Я не собираюсь строить новую чайхану, Махмуд-бек...

– Купи новую посуду. И... помогай голодным. Как сможешь.

– Я это делаю, Махмуд-бек. Не часто. Но делаю...
– вздохнул чайханщик.

– Знаю...
– сказал Махмуд-бек.

Шамсутдин принес новость рано утром. По его сияющему лицу Махмуд-бек понял, что Шамсутдин

собирается его чем-то удивить.

– Братья Асимовы?

Шамсутдин перестал сверкать глазами и огорченно вздохнул:

– Пока нет. .

Махмуд-бек равнодушно зевнул, давая понять, что его больше ничто не интересует. Тогда Шамсутдин

заторопился:

– Оттуда же, из той страны, из того же города, прибыл Карим Мухамед Салим. Прибыл с караваном, с

людьми крупного бухарского купца. Отец успел увезти за границу и ценности, и вещи.

– Карим Мухамед? Оттуда же?

– Да...
– радостно подтвердил Шамсутдин.
– Откуда и эти гости...

Это не могло быть случайностью... Чужеземцы подсовывают еще одного из будущих вождей. Карим

Мухамед богат. Его отца хорошо знают старики. Карим довольно видная фигура. Подходящая для нового

правительства.

– Шамсутдин, я должен увидеть купца.

– Он остановился в караван-сарае. Это у ворот.

– Я должен увидеть его здесь, у себя. И немедленно.

Карим Мухамед Салим первый заговорил о судьбе туркестанских эмигрантов. Он не стал долго

прятаться за туманными, вежливыми фразами. Он был из тех людей, кто очень спешит, не умеет

выжидать. Поэтому и пришел сразу же, после первого приглашения.

– Как живут наши люди!
– горячо говорил гость.
– Как?! Я бывал во всех странах Востока. Я видел

измученные лица, слышал стоны. Здесь...
– Толстые красные пальцы поползли по животу, отыскивая

сердце. Сверкнули перстни.
– Здесь сжимается.

Роль человека, страдающего за народ, Карим Мухамед играл очень плохо. У него было сытое,

ухоженное лицо. Оделся гость слишком пышно, решив ослепить Махмуд-бека не только умными речами,

но и богатством.

– Да-да... Вы правы, уважаемый. Как я рад, что в трудную минуту вы оказались рядом.

152

Карим Мухамед любил лесть. Откровенную и слащавую лесть. Это сразу понял Махмуд-бек. Он

складывал высокопарные фразы, подготавливая гостя к серьезному разговору.

Карим Мухамед с нескрываемым удовольствием выслушивал похвалы в свой адрес. Иногда (как

свидетельство почтенной скромности!) поднимал ладонь: что вы, хватит, достоин ли я!

– Вы достойны высокого положения в этом неспокойном мире. Ваше искреннее отношение к судьбам

земляков, бедным людям, большое желание помочь им заставляют всех нас...

Карим Мухамед насторожился. Он пытался сделать вид, что ничего не понимает, что этот вежливый

разговор ни к чему не обязывает, но сам от волнения даже приподнялся.

– До вас донеслись стоны соотечественников. Сколько можно терпеть! Мы должны побеспокоиться об

их судьбе. Сам аллах послал в трудную минуту такого человека, как вы, почтенного, уважаемого,

молодого и сильного...

Гость уже не прерывал Махмуд-бека, не выставлял ладонь. Да, он молод и силен. Он богат. И если

Махмуд-бек что-нибудь смыслит в жизни, то должен именно на такого человека возлагать все надежды.

Куда ему, больному, слабому, справиться с великим почетным делом.