Ман на Памире чуть больше 35 килограммов.

Махмуд-бек и Адхам пошли, изредка касаясь ладонями отвесной скалы, ощущая ее вечный холод.

Солнце сюда не заглядывает, постоянно стекают тонкие, почти невидимые, ручейки... Где-то тает снег, и

вода находит трещинки среди плотных камней.

Казалось, искусственная тропка пружинисто прогибается под ногами, испытывает нервы.

– Как, Адхам?
– спросил Махмуд-бек.

– Хорошо, господин...
– с показной лихостью ответил юноша.

Вечером их ждет Гульташ. А там еще один переход. И все. Парню становится труднее скрывать свое

нетерпение. Скоро... Очень скоро он будет дома. Не наделал бы глупостей у Джанибека-кази. Надо будет

настоять, чтобы Адхама сразу же переправили через границу.

Джанибек... Как он встретит Махмуд-бека? Что дошло в эти дикие горы о нем, о муфтии Садретдин-

хане, о размолвке с Пулатходжаевым?

Махмуд-бек уже убедился: вести из долины, несмотря на грозные перевалы, каким-то чудом

просачиваются в горы. Пусть по капле... Будто вода через плотные, покрытые зеленым лишайником

скалы.

Махмуд-бек неожиданно поймал себя на мысли: он тоже с нетерпением ожидает конца пути. Пугает

ли неизвестность? А кого и когда она не путала... И, услышав предложение проводника отдохнуть,

Махмуд-бек искренне отказался:

– Пошли до Гульташа! Лишь бы выдержали лошади.

– Выдержат. .
– сказал проводник.

Маленький караван вновь пополз в горы. Вновь зацокали копыта послушных, выносливых животных.

Было очень тихо. И вдруг неожиданно, постепенно нарастая, в этой тишине раздался рокот самолета.

Наконец он, небольшой, юркий, вынырнул из-за вершины, слегка качнул крыльями и снова скрылся

уже за другой вершиной.

Проводник восхищенно покачал головой.

– Как быстро...
– И вздохнул: - Интересно...

Рокот постепенно стихал, и вот уже стал слышен только равномерный цокот копыт.

Махмуд-бек не успел осмотреться в комнатке караван-сарая, не успел умыться, как прибежал Акбар,

плотный, сильный мужчина, лет сорока. Он без стука ворвался в комнатку, раскрыв объятия, и, шагнув,

обнял Махмуд-бека.

– Это вы! Вы! Узбек! Кого аллах наконец-то послал в это проклятое место. Узбек! Скажите что-нибудь.

Дайте немного счастья услышать родные слова.
– Несмотря на торжественную приподнятость его речи, в

ней была искренность. Акбар плакал.
– Я единственный узбек. Единственный в Гульташе...
– Он не давал

возможности Махмуд-беку даже ответить на приветствие.
– Вы знали Барат-хана? Я его старший сын. Я

растерял своих братьев. Их четверо. Вы слышали о моем отце?

Махмуд-бек слышал и об этом жестоком курбаши.

– Я рад вас видеть, - наконец сказал Махмуд-бек.

Он действительно был рад такой встрече.

Акбар должен многое знать о путниках, которые здесь проходили, о становище Джанибека-кази.

Уже была полночь. Не хотелось ни есть, ни пить, ни разговаривать. Слипались глаза. Акбар подавал

на дастархан чайники, продолжал угощать нежданных дорогих гостей.

Адхам с трудом скрывал зевоту. Проводник не вникал в суть беседы и умудрялся на минуту-две

закрывать глаза.

– Заговорил я вас, заговорил, - наконец всплеснул руками хозяин.
– Ай! Обо всем забыл, а вам надо

отдохнуть.

– Надо, - согласился Махмуд-бек.
– Уже поздно...

– Нам рано вставать, хозяин?
– спросил проводник.

– Нет. Мы завтра еще будем здесь.

– Хорошо, хозяин...
– не высказал своего удивления проводник.

Что может задержать человека в Гульташе? Только болезнь. А Махмуд-бек неважно выглядит, устал

за эту дорогу. Он вновь поглаживает правую ногу. Наверное, опять разболелась. Адхам встрепенулся,

тревожно посмотрел на Махмуд-бека, потом на проводника:

– Мы завтра будем...

– Здесь, здесь, - спокойно произнес Махмуд-бек и, считая разговор оконченным, поднял перед лицом

ладони, чтобы поблагодарить аллаха за этот вечер, за этот ужин.

Хозяин вслух произнес молитву.

Дом у Акбара был большим, удобным, отличался от нищих, пустых жилищ памирцев.

Акбар, наверное, сумел увезти не только деньги и ценные вещи, но кое-что из добра, домашней

утвари, ковры. На коврах расстелили мягкие, почти новые курпачи, взбили бархатные подушки.