Без сомнения это был танк! КВ-2! Угадывались очертания массивной рубленой башни, с обрубком орудия впечатляющего калибра... Немного выступающая из-под земли трубка-ручка, с помощью которой танкисты взбирались наверх... Действительно, он! Но в каком виде!

– Это танк Климент Ворошилов?
– впервые за все время совместного путешествия третий член группы проявил хоть какое-то любопытство.
– Что за бред?!
– тон его был крайне безапелляционный для человека, мало знакомого с военной техникой.
– Климент Ворошилов — это мощь! Бывало по брусчатке идет, дрожь до домов в округе доходит! А это что? Какая-то оплывая куча, я извиняюсь дерьма... И эти деревья?! Этим березам лет семь — восемь, не меньше! Что танк все этой время делал здесь?

– Слушай, врач, - вдруг якут выпал из спячки.
– Не надо кричать в лесу... Лес не любит шума... Плохой здесь лес! Странный здесь лес! Не слышу я его... Очень плохо это... Уходить надо отсюда... Капитан, говорю, уходить отсюда надо по-быстрее...

Смирнов в это самое время кряхтел над люком башни.

– Да, Абай, сейчас двинемся, - проговорил он, не отрываясь от не хотевшей открываться металлической крышки.
– Только проверим, может, документы какие там остались?! Нехорошо так все оставлять... Не по-человечески...

– Товарищ капитан, - никак не мог успокоиться врач.
– Год посмотрите? Год, вы слышите? Когда его выпустили? … Что? Какой? 41! Не может быть! Это же просто удивительно! Они не могли так вымахать за это время...

Ученый от услышанного и увиденного пришел в сильное возбуждение. Без всякого сомнения, если бы не тяжелый рюкзак, оттягивавший его плечи, он бы пустился в настоящий пляс. Врач сначала в одном, потом в другом месте что-то ковырял, пытаясь отделить какую-то деталь от металлической поверхности. Наконец, встав на четвереньки он принялся осматривать заваленное землей основание танка.

– Профессор Зелинкий точно съел бы свою собственную шляпу, чтобы хоть краешком глаза увидеть это..., - раздавалось откуда-то со стороны его торчавшего зада его несвязное бормотание.
– Как же так? Вот один, вот второй, но почему именно так? … Они же не соединяются! О! Господи!

В сторону Абая, настороженно посматривавшего по сторонам, полетел из-под низа скрученный танковый трак. Через минуту к нему присоединился и его добытчик.

– Нет, вы посмотрите!
– тыкал он массивной железкой в лицо якуту.
– Видите, видите, вот здесь... Тут металла на несколько килограмм и замечу вам, первоклассного металла... А мы что видим? Вот тут! Вот дырочки, много дырочек... Там были какие-то ветки! Вы понимаете, ветки! … Это потрясающе! Вы знаете, в хмерских памятниках что-то подобное встречалось..., - он смотрел на Абая, словно в ожидании ответа.
– Да, да, именно подобное! Там джунгли прорастали сквозь огромные каменные колонны, но никогда не трогали металл...

– Ладно, наука, хватит, - Смирнов, наконец-то спрыгнул с танка и что-то спрятал на груди.
– Пора идти! Абай, вперед!

– Но, товарищ капитан, товарищ капитан, вы должны что-то сделать, - врач вцепился в него как клещ.
– Вы просто не понимаете, что это такое?!
– он тряс куском продырявленного металла.
– Это надо сохранить и донести...

– Заткнись, - рявкнул капитан, за что заслужил укоризненный взгляд якута.
– Тебе, что напомнить, зачем нас послали? Или сам вспомнишь?... На это совершенно нет времени! На все про все у нас пара дней! Источник сообщает, что в течение этой недели немцы полностью закроют этот район! Повторяю для глухих — полностью, что значит крах всего задания! Поэтому, помалкивать и идти строго за мной! Все ясно?! Вперед!

34

Плохо смазанные оси жутко скрипели, что однако совсем не влияло на скорость движения телеги.

– Тьфу!
– смачно сплюнул Гнат, расстегивая на груди темно-зеленую рубаху.
– Вот стерва, до сердца продирает! Говорил же тебе, смазать надо!

– Так нечем, - буркнул в ответ лежащий на боку детина.
– Масло кончилось и, кажется, нам его вообще больше никогда не видать... Господин капитан сказал, что мы дураки и все наши запасы сгорели.

Лошадь медленно переставляла копыта, словно намекая, что неплохо бы и подковать ее заново. Впрочем, на меланхоличной морде было сложно что-то прочитать. Глядя на эти поникшие уши, заросшие бельмами глаза и отвисающую губу, вообще ничего не хотелось спрашивать, тем более у лошади.

– Дураки, дураки..., - не следя за дорогой, бормотал Гнат.
– Это не мы, а ты дурак! Я же тебе говорил, ломай дверь! А ты, что? Не могу, не могу... Дверь дубовая, да из ладных досок, - он очень похоже, гнусавым голосом, передразнил напарника.
– Не могу. Очень больно. Дохляк! Теперь все, алес! Изба сгорела! Девки убежали! От барахла осталась кучка пепла... Что сопишь? А? С кого теперь господин лейтенант спросит? С кого, с кого? С меня, конечно. Вот, опять Гнат Михеич за всех отдувайся... Молчишь?!

Наконец, так и не дождавшись ни какой реакции, полицай повернулся назад.

– Мить, ты чего?
– напарник, чуть не свесился с телеги, всматриваясь куда-то вдаль.
– Скачет за нами кто? А? Матерь божья! Людишки какие-то... Смотри сколько! Один, два, три..., человек десять кажись. Ненашеньские, вроде. Точно ведь, Митрофан?! Я всех в округе знаю! Нету у нас таких!

У самой кромки леса, действительно, виднелись какие-то фигуры.

– А что делать то будем?
– почему-то с дрожью в голосе, спросил Митрофан.
– Вона их сколько. Тикать надо! А то разом нас побьют.