свечами. В углу с опухшими от слез глазами стояла Мар-

селина с новорожденным на руках. Вильялобос с минуту

смотрел на безмятежно спокойное, точеное лицо умершей,

потом, обернувшись к Лескано, сказал шепотом:

— Видно, она была очень красива.

Марселина, не расслышавшая его слов, всхлипывая,

проговорила:

— Она была святая, господин полковник.

Снаружи донеслись рыдания Эльвиры, повторявшей,

словно эхо:

— Она была святая, святая...

Многие женщины, при жизни Франсиски не скрывав¬

шие своей неприязни к ней, теперь ее оплакивали в за¬

поздалом раскаянии. Громче всех голосила Марселина:

— Бедный кум! Он еще ничего не знает!.. Ведь он ос¬

тавил ее живой...

— Слезами горю не поможешь,—произнес Вильяло¬

бос. — Сория — мужчина, он смирится с неизбежным. Но

что делать с ребенком?

Марселина, прижав младенца к груди, объявила тор¬

жественно, словно речь шла о королевском отпрыске:

— Я его выращу, я вскормлю его своим молоком, как

родного сына!..

— И он станет для тебя родным сыном, потому что бу«*

дет обязан тебе жизнью,—сказал полковник, и голос его

в первый раз обрел человеческую теплоту. Потом своим

обычным, бесстрастным тоном приказал: — Когда сер¬

жант Сория вернется, пусть придет ко мне.

И он вышел из палатки в сопровождении хирурга.

— Простите меня, полковник, но я не пойду к вам

пить мате, — сказал Лескано. — Я очень устал и лучше ля¬

гу спать.

23

— Я понимаю, доктор, ступайте... До свиданья!

Они расстались. Но, когда Вильялобос входил в па¬

латку, врач был уже на краю лагеря.

В нескольких шагах от него тихо катила свои воды ре¬

ка, белая в лунном свете. За ней простиралась необозри¬

мая пампа, казалось, такая же мирная, как река. И все же

всякий раз, когда Лескано созерцал пустынный простор

равнины, его охватывала щемящая душу тоска. Все его

планы и мечты становились жалкими и смешными перед

лицом этой дикой беспредельности, подчеркивавшей нич¬

тожность человека в сравнении с необъятным миром. Он

чувствовал себя подавленным, и ему казалось бессмыслен¬

ным завоевывать пустующую землю, которую страна не

может заселить; нельзя одолеть эту дикую глушь и эти

расстояния, вытесняя индейцев. Однако он все же ввязал¬

ся в эту авантюру. Он попытался определить мотивы,

руководившие им, и был вынужден признать, что они

так же туманны и темны, как побуждения полковника

Вильялобоса и солдат, которые воевали, подчиняясь дис¬

циплине и слепо выполняя приказы начальства: ради

процветания белых индейцы должны быть покорены. Это —

непреложное требование эпохи и новой цивилизации.

Впереди вырос силуэт человека. Это был солдат из сто¬

рожевого охранения. Завидев врача, он встал навытяжку.

Лескано, ответив на приветствие, вгляделся в его лицо.

Освещенные луной характерные черты часового выдавали

туземца. Он стоял неподвижно, настороженный и в лю¬

бую минуту готовый поднять тревогу, если его соплемен¬

ники нападут на лагерь. Врач повернулся и направился к

своей палатке. Он спохватился, что забыл на столе у

Вильялобоса чемоданчик с хирургическими инструментами,

но не пошел за ним: у него слипались глаза. Он, не раз¬

деваясь, растянулся на груде одеял, заменявших ему кро¬

вать, и уснул.

В эту самую минуту полковник, склонившись над пла¬

ном, начертил четырехугольник, обозначавший крепост¬

ное кладбище.

С зарею лагерь ожил, и опять закипела работа. Но

теперь уже майор, руководивший наиболее срочными ра¬

ботами, справлялся с планом, который начертил Вильяло¬

бос, просидевший над ним почти всю ночь.

Когда взошло солнце, часовые, заметив показавшееся

24

вдали облако пыли, подняли тревогу. Солдаты побросали

работу и схватились за оружие. Навстречу предполагае¬

мому противнику выехал передовой отряд из тридцати

всадников. Облако пыли было небольшое; это успокоило