рам, один из которых был пехотным штабс-капитаном. Хоть и

тихо говорил Писаревский, но Петров услышал главное, и серд-

це его похолодело от того злодейства, которое здесь замышля-

лось. «Сам пусть погибну, но убивать своих товарищей не

дам», — решил матрос и, просунув в щель дуло винтовки, вы-

стрелил сначала в адмирала, затем в пехотного офицера. Он

уже собирался выстрелить в следующего, когда сзади на него

навалился фельдфебель.

— Ты что делаешь?! — закричал он. — В кого стреляешь?

— В «драконов», — ответил Петров. — Товарищей своих спа-

саю.

Прибежавшие на выстрелы матросы не дали арестовать Пет-

рова. Окружив его, они вывели Петрова на площадь, чтобы он

всем рассказал о том, что задумали учинить офицеры.

— Смерть «драконам»!.. К оружию! — закричали матросы и,

бросившись в казармы, стали расхватывать ружья.

Севастопольское восстание началось...

Пётр Петрович Шмидт прожил тридцать восемь лет, плавал

по морям, читал книги, играл на виолончели... Когда пришёл

день решать, с кем он и как жить дальше, не колеблясь, принял

сторону народа и встал на путь борьбы, зная, как сложен и

опасен этот путь.

Да, Пётр Петрович Шмидт мог дослужиться до адмирала,

как отец. Мог водить по морям и океанам большие пароходы,

видеть города и страны, посещать музеи, ходить на концерты.

А он произнёс речь о защите свобод, был арестован, посажен в

душный трюм броненосца...

Но это было лишь началом его подвига. Вскоре Шмидт

в ответ на просьбу матросов дал согласие возглавить восстание.

Он дал согласие, зная, что восстание, которое вспыхивает

стихийно, без предварительной, тщательной подготовки, без

поддержки всего народа, обречено на поражение. Он дал согла-

сие, зная, что по приказу царя в Севастополь уже стягиваются

карательные войска. Он дал согласие, зная, что красные флаги

развеваются только над крейсером «Очаков», который покину-

ли офицеры, и над Морской дивизией.

С утра 15 ноября на берегу тихой, залитой солнцем Сева-

стопольской гавани толпился народ. Ждали, что произойдёт на

рейде. Когда сигнальщики протрубили к подъёму флага, все в

беспокойстве замерли. Какой флаг поднимут на кораблях:

красный или привычный бело-голубой? Кроме «Очакова» лишь

на нескольких миноносцах осмелились поднять красные флаги.

Вдруг крик удивления взлетел над береговой линией: люди

увидели сигнальные флажки, которыми украсилась мачта

«Очакова».

— Что там написано? — спрашивали нетерпеливые. И им

отвечали: — «КОМАНДУЮ ФЛОТОМ. ШМИДТ».

Прошло несколько минут, и с берега увидели, как от крей-

сера отошёл контрминоносец «Свирепый». На палубе контрми-

ноносца — оркестр, а впереди, на носовой палубе, люди разли-

чили стройную фигуру в офицерском сюртуке. Это был Шмидт.

«Свирепый» пошёл прямо к линии броненосцев.

— Но ведь Шмидта сейчас убьют!.. — ахнул кто-то. — Застре-

лят из револьвера...

Его и вправду сейчас могли убить. Любой из офицеров, ко-

торые стояли на палубах броненосцев. И Пётр Петрович знал

это, когда принял решение объявить себя красным адмиралом

и обойти все корабли эскадры, призывая матросов присоеди-

ниться к «Очакову». Он не знал главного — ночью офицеры за-

перли матросов в кубриках. Наверху, у орудий, остались толь-

ко самые благонадёжные.

Маленький контрминоносец медленно проходил мимо ги-

гантских броненосцев, но выкрикивающие проклятия и оскорб-

ления офицеры пока не рисковали открыть огонь. «У них нет

приказа», — догадался Шмидт и решил идти прямо к транспорт-

ному судну «Прут». На судне находились арестованные потём-

кинцы.

Охрану взяли врасплох. Здесь не ожидали нападения. Ведь

«Прут» стоял под защитой броненосцев. Из трюмов, превра-

щённых в камеры, выбегали на палубу бледные, небритые уз-

ники, кричали и смеялись от радости.