Шрифт:
Железнов положил трубку и развернулся к «шантажистам и вымогателям»: – Щас принесет. Ну а пока кофе варится, продолжим. Как вы знаете, мы запустили четыре боевых счета с интервалом от двенадцати часов до суток…
– А это зачем? – подал голос Наум, который ориентировался далеко не во всех деталях проекта.
– Для того чтобы у них у всех были разные точки входа в торги. Соответственно у каждого счета – своя траектория движения. Это позволяет нам хеджировать свои расходы…
– Чего-чего?! – на лице Наума присутствовало искреннее негодование. – Издеваешься?!. Да?!. Над бедными и убогими! А по-русски? По-русски нельзя говорить? Нутром чувствую иностранщину – «хекширование» какое-то!
Железнов видел, что Наум играет, но воспринимал это на уровне данности характера друга, тем более что тот хочет искренне понять, о чем идет речь, хотя бы на уровне своего восприятия.
– Ты прав, Няма. Вопрос терминологии очень важен в науке, да и в обычной жизни – тоже. Очень важно, чтобы все вкладывали в один и тот же термин одинаковый для всех смысл. Так вот, хеджирование – это процесс, направленный на снижение рисков. Как правило, он используется в финансовых операциях с акциями, когда в один пакет включаются высокодоходные, но в силу этого – и более рисковые акции, а также – стабильные акции с низким доходом. Это позволяет в целом не понести больших убытков: в случае потерь по рисковым акциям, небольшой доход по стабильным акциям частично компенсирует потери.
– Ну ты и объяснил. Спасибо тебе, – в голосе Наума присутствовал сарказм.
– Хорошо. На понятном тебе языке: если ты проводишь дорогостоящую съемку, допустим, крупную батальную сцену с участием сотен человек, техники, пиросредств, то ты можешь снять ее и на одну камеру, и на пять. Ты на сколько камер будешь снимать?
– Не меньше шести, если крупная батальная.
– А почему?
– Потому что одна камера может отказать, может быть расфокус, может оператор не сработать, батарея сесть… да мало ли, что. А если снимать на шесть камер, то это наверняка – и ракурсы разные, и планы общие и средние, и если одна какая-то камера откажет, то не нужно делать очередной дубль, который стоит времени и больших денег массовке, перезарядки пиротехники и… да чего я тебе говорю, сам все знаешь.
– Вот видишь. И при этом ты понимаешь, что если снимать на одну камеру одним оператором, и все пройдет хорошо, то это дешевле, чем закладываться под шесть камер с шестью операторами.
– Конечно!
– Так вот это и называется хеджированием: ты сознательно увеличиваешь стоимость съемки с шестью камерами, понимая, что если одна не сработает, то убытки от повторного дубля будут в сотню раз больше, чем затраты на использование шести камер.
Наум с удивлением смотрел на Железнова – надо же, все так просто, если по-человечески объяснять.
– Я понял тебя, Саня. Я теперь всем буду рассказывать, что у меня не цацки-пецки на съемках, а что бюджет на производство и смета составлены с учетом хед… хед… – Наум умоляюще посмотрел на Железнова.
– Хеджирования.
– Вот именно – хеджирования! Саня, ты даже не представляешь, какой (!) инструмент ты дал мне в руки для вышибания нормальных денег на съемки!!! – на лице Наума нарисовалось хищно – платоническое выражение. – Очень полезно! Продолжаем обсуждать… движение валютных бабок на рынке, – Наум на секунду задумался: чегой-то такое он произнес, и сам же неприлично заржал.
Под общий смех раздался стук в дверь. Сидевший ближе всех к двери Наум дотянулся до ручки.
– Кофе заказывали? – на пороге с подносом в руках стояла улыбающаяся Строева. – Чего это вам так весело?
– Да это тут Наум «движение финансовых инструментов на валютном рынке» сократил до «движения старых валютных проституток на центральной площади», – пояснил Борисов, продолжая хихикать. – В общем, извратил и опошлил.
– Чего ржете, охламоны? – Наум пытался выкрутиться из пикантной ситуации. – Это у меня от недостаточного словарного запаса…
Все грохнули от смеха.
Наум понял, что единственный путь к прощению – изобразить крестьянина из глубинки:
– Эта… значить… слова-то все городские, неведомые мне… без надобности которые… у нас на засейке… да… так колею для телеги и не проложить по болоту-то… а оно вон как…
Перевоплощение как всегда выглядело гениально: сгорбился, глазами из-под бровей зыркает и ощущение, что на ногах лапти плетеные.
– Няма, – Железнов широко улыбался таланту друга, – все-таки дремучесть у тебя лучше всего получается. На уровне врожденной. Ну, все, хватит. Катя, спасибо за кофе, вовремя и, – Железнов взял чашку в руки, ощутил аромат, – обалденно. А что Алина? Обещалась. А тут – ты.
– Железнов, – глаза у Кати метали изумрудные молнии, – если ты еще раз моей секретарше что-нибудь пообещаешь, я ее уволю!
– Это как-то на тебя не похоже, – Железнов скрестил руки на груди. – Ты что, почувствовала себя Владычицей?
– Да я на Змей Горыныча похожа, когда кто-то начинает кокетничать с тобой. Все. Проехали, – и моментально поменяв металл на бархат, кротко поинтересовалась. – А можно я поприсутствую здесь?
– Оставайся, – Железнов не выдержал и добавил. – Я свободный человек и…