Шрифт:
Когда-то окончил двухклассную школу, год проучился
в Вятском реальном техническом училище,
был исключен за <<бунт>>, какое-то время работал
механиком на винном заводе в Нартасе; когда тот
закрыли, не захотел никуда уезжать, стал работать
мельником, да так и работает уже больше десяти
лет. Матвей —румяный, черноглазый, богатырского
сложения мужчина лет тридцати с небольшим. Когда
его спрашивают, почему он до сих пор не женат,
он отвечает, сверкнув ослепительно белыми зубами:
—Моя суженая меня не минует.
С каждым днем Матвей все крепче привязывается
к Васли. Ему нравится рассудительный разговор
парнишки, его трудолюбие, он охотно открывает
ему секреты мельничного мастерства, говоря
при этом:
—Агрономом еще будешь, нет ли, а мельника
я из тебя сделаю!
Васли вовсе не хочется быть мельником, его
мечта стать агрономом, но он не перечит Матвею
и свои обязанности помощника мельника выполняет
старательно. Васли приходится вставать в пять
часов, чтобы до уроков перемыть все полы. Отскоблит
их дочиста, вымоет до блеска, вернется из
школы —глядь, помольщики уже натаскали грязи
на ногах. Бери косарь и начинай скоблить полы
заново. И так каждый день.
В начале лета, едва поспели озимые хлеба, на
мельнице полным-полно помольщиков. Крестьяне,
пережившие полуголодную зиму и вовсе голодную
весну, еще не закончив жатву, спешат намолоть
хоть немного муки. Везут на мельницу кто пять-
шесть мешков ржи, кто всего четыре или даже три.
Терпеливо ждут своей очереди: одни сидят на берегу,
другие крутятся в нижнем амбаре, большинство
собирается в мельничном доме. А где народ,
там нет конца всяким разговорам.
—Слышали, в прошлый четверг в Туреке двух
олорских марийцев судили? —спрашивает смуглый
низкорослый мужичок.
—За что?
—Из земского склада четыре мешка ржи украли.
—Так ведь там сторож!
Маленький мужичок обвел всех смеющимся
взглядом:
—Сторож сторожит, это верно.
—Как же им удалось украсть?
—Было у них два помощника: смекалка да
войлочная шляпа.
Слушатели недоуменно переглянулись. Рассказчик,
очень довольный произведенным впечатлением,
продолжал:
—Смекалка подсказала им, что надо забраться
под пол склада и пробуравить доски. Они так
и сделали. Потекло зерно струйкой в шляпу, оттуда
—в мешок. Вот ведь как! Ловко они это дело
обделали, да соседи на них донесли, их и сцапали.
—Эх, не умеем мы, марийцы, жить дружно.
Оттого и бедствуем,—сказал кто-то.
—Не то говоришь,—отозвался молодой мариец,
нахмурившись.—В том дело, что марийцы разные
бывают. Одни от голоду пропадают, другие жрут
в три горла. Вот возьми, в нашей деревне есть такой
Сйдыр Сапан, у него прошлогодний хлеб еще в
скирдах стоит. А мы с тобой не могли дождаться,
когда новый хлеб поспеет, скорее молоть привезли.
Какая у меня может быть дружба с этим Сидыром
Сапаном? А ты говоришь <<марийцы>>.
В это время на мельницу пришел Гавриил Васильевич
Малыгин. Увидев учителя, Васли немного
смутился и хотел незаметно выйти, но тот остановил
его:
—A-а, и ты здесь, Мосолов? Ты мне как раз
нужен.
Мужики шумно приветствовали молодого учителя.
Как видно, многим из них он хорошо знаком.
Дед Ефим, коренастый старик с окладистой рыжей
бородой, спросил:
—Что там, Васильич, про войну слыхать?
Малыгин присел на лавку.
—Ничего хорошего с войны не слышно, Ефим
Тихоныч. По пути из Уржума заходил я в Лопъял.
Семья Ивана Микишкина письмо от него как раз
получила. Я нарочно выпросил у них письмецо,
чтобы вам прочесть. Вот послушайте.
Малыгин, достав из* кармана измятый конверт,
испятнанный круглыми почтовыми штемпелями, принялся
читать солдатское письмо.
—<<Дорогие отец и мать, жена Оклюш, сыновья
и дочери!
Давно не писал, был тяжело ранен. Сейчас лежу