– Не знала, – ответила Рита. – Левка, ты сволочь…

– Ну, а я теперь знаю, – прервал Беликов. – Под занавес становлюсь практичным человеком. Как думаешь, моя оборотистость пригодится мне в загробном мире? В общем, приговор подписан и обжалованию не подлежит! Квартира достанется тебе. Все равно ты практически в ней окопалась. За – сколько там я тебя знаю? – восемнадцать лет – ты в ней в общей сложности прожила больше, чем во всех остальных твоих жилищах, вместе взятых. Так что, в общем, с новосельем, мой бездомный дружок.

– Ну тебя к черту, – выдохнула Рита.

Она обошла коляску, присела на корточки и обняла Левкины колени. Господи, одни кости! Что-то дрожало и рвалось внутри. Прохожие косились на замершую посреди улицы странную пару.

– Только бабкиных гипсовых болванов не выкидывай, ладно? – мягко сказал Левка, поглаживая ее бледной костлявой рукой по голове. – Жалко…

– Ладно, – буркнула Рита и быстро поцеловала его высохшую ладонь.

– Ну, договорились, – произнес он и сипло закашлялся.

Рита подняла голову. Мать твою, да он же еле держится! Губы совсем посинели, на висках испарина.

– Левка, – хриплым шепотом позвала она, – Левка, ты как? Тебе плохо?

– Надо бы двигать отсюда, – силясь растянуть губы в улыбке, выговорил он.

– Куда? Куда ты хочешь? Только скажи!

– Думаю, в больницу, – ответил он. – На Соколиную Гору – ты же знаешь, туда спидозных умирающих со всей Москвы свозят. Вот и мне, кажется, самое время. Знаешь, в нашем дворе труповозке ведь не развернуться.

И Рита мгновенно подскочила на ноги, рванулась к проезжей части, выкидывая вверх руку и хрипло выкрикивая:

– Такси! Такси срочно!

У темнокирпичного здания крематория сипло завывал ветер. Наглые вороны, рассевшись на ограде, косили круглыми черными внимательными глазами.

Рита, поежившись на ветру, зашла в помещение, где должна была проходить церемония прощания. Открытый гроб был установлен на специальном постаменте. Позади него темнели створками металлические двери. Левкино безжизненное бескровное лицо обрамляли цветы. Поредевшие золотистые волосы были зачесаны назад. Откуда-то лилась тихая печальная музыка. Немногочисленные пришедшие попрощаться люди тихо переговаривались между собой.

На церемонию прощания почти никто не пришел. Так, несколько человек из всего огромного сонма Левкиных друзей, знакомых, приятелей и коллег, сумевших выделить время, чтобы приехать на похороны. Черт его знает, чего боялись все остальные. Вряд ли – заразиться СПИДом во время последнего ритуального поцелуя каменно-холодного лба. Скорее, не хотели иметь ничего общего с этим неприятным, нарушающим их благостное благополучие событием. Вот так сгореть за несколько лет от неизлечимой болезни в расцвете жизни и карьеры? Нет, с ними такого никогда не случится, а значит, даже и хоть как-то соприкасаться с этим – совершенно лишнее.

Виктору Терновскому, многолетнему Левкиному любовнику, оставленному ради гребаного Артура, Рита позвонила из больницы, сообщила о смерти Беликова. Тот долго судорожно кашлял, потом буркнул:

– Похороны через три дня? Я не смогу… Занят. Очень занят.

Затем Рита услышала в трубке сухие сдавленные рыдания и нажала отбой. В крематории Виктор так и не появился.

Хилые гвоздики, омерзительно розовые пластиковые розы в растрепанном венке, увитом траурными лентами. Левка бы, глядя на это, скривился, как от кислятины. Он не терпел безвкусицы. Только ради него Рита, все последние дни занятая организацией церемонии прощания, заказом места в колумбарии, оплатой услуг крематория, нашла в себе силы облачиться в черное платье, простое и элегантное, туфли, пальто, шарф. И сейчас, стоя над гробом, думала, что Левке бы понравилось, как она выглядит. Он бы сказал:

– Гретхен, тебе эта траурная канитель очень к лицу. Этакая демоническая вдовушка!

Она была уверена, окажись Левка в какой-то безумной фантасмагорической реальности на собственных похоронах, он бы и тут постоянно шутил и смеялся.

Всей организацией пришлось заниматься ей. Светлана Владимировна, Левкина мать, услышав от живого еще Левки пожелания никаких панихид и отпеваний по нему не устраивать, а попросту сжечь бренное тело, заявила, что пойти на это не может и в таком случае вместо этаких безбожных похорон отправится прямиком в церковь замаливать грехи сына. Так что все заботы легли на Ритины плечи.

С организацией церемонии и местом в колумбарии неожиданно помог Дроныч, тот самый Аниськин кореш, незаменимый человек, с которым когда-то свел ее Марат. Дроныч за это время успел вырасти до директора кладбища, растаманский прикид сменил на официальный костюм, но философского отношения к вопросам жизни и смерти так и не утратил.

– Йоу, сестричка, – приветствовал он ее, поднимаясь из-за массивного стола в погребальной конторе. – Помню тебя. Что у тебя? Опять кого-нибудь вторым дном нужно укатать? Оу, на этот раз все официально? Сделаем в лучшем виде, донт ворри, так, чтоб и покойничек, упокой господи, был доволен. Ты не плачь, сестричка, не надо! Что есть жизнь? Что смерть? Все сон, фикция. Не плачь, женщина, не роняй слезы, я говорю – все будет хорошо!