Работы должно хватить всем: и новым поколениям историков, осиливших методы междисциплинарного анализа исторического материала, и ныне здравствующим профессорам и доцентам, которые своими знаниями могут помочь молодым историкам в реконструкции реалистичной исторической картины, и людям со знанием древних языков.

Конечно, историков на этом пути ждут серьёзные трудности. Их не учили научной методологии, являющейся необходимым базисом в математике и других точных науках, а наоборот, они воспитаны на традициях религиозно-культового восприятия исторического материала; в составе исторической паранауки давно уже нет места для хронологических исследований (ни один университет не готовит специалистов по хронологии); в связи с этим понятно, что перед историками встанет (всегда болезненная для самолюбия) проблема «повышения квалификации» и расширения круга научных методов.

Чем сильнее, чем дольше историки сопротивляются назревшему отказу от догм и переходу на новые методы исследований, тем труднее будет им осуществить этот переход в будущем. Вместо ещё возможной сегодня научной эволюции, они смогут довести дело до научной революции со всеми её отрицательными последствиями. Вместо продуктивного симбиоза старой исторической гвардии с новым поколением критиков хронологии может произойти взрыв, в результате которого старая историческая элита будет списана со сцены, как это произошло с частью профессуры в ГДР. От историков, от их – пока, к сожалению, не наблюдающейся – гибкости, будет зависеть, удастся ли избежать этого взрыва, способного нарушить культурную преемственность.

Здравомыслящие представители исторической критики хорошо понимают, что им одним не справиться с колоссальной работой по превращению истории в науку (я предложил в «Истории под знаком вопроса» назвать эту новую науку о прошлом «прошловедением»), и что историки нужны для колоссальной реконструкции прошлого, как вода рыбе. Если, тем не менее, дело дойдёт до «классовой борьбы» между традиционными историками и критиками истории и хронологии, то историки будут обречены на поражение и они же будут нести ответственность за все негативные последствия такого развития: «новые хронологи» и другие критики истории протягивают им руку десятилетиями, в ответ слышат только ругань со воинственно-снобистским выражением презрения к историческому свободомыслию.

Киевский профессор Анатолий Пойченко, доктор политических наук, в своём предисловии к книге А.О. Добролюбского, С.С. Мохненко, Ю.А. Добролюбской «Школа «Анналов» – «Новая историческая наука»» в мае 2000 года писал:

«В начале 1970-х гг. полноценными историками считались лишь историки партии. Остальным, по сути, просто было негде работать. Ведь сейчас, кажется, уже не секрет, что более 90% всех диссертационных работ на излёте советской эпохи защищалось по номенклатуре «История КПСС». В самом деле, только такая защита давала надёжный «вид на жительство» в советской исторической науке».

Конечно, даже если доля историков-профессионалов в советской «исторической науке» и была близка всего к нескольким процентам, этим немногим профессионалам было трудно чувствовать себя в своих академических нишах по крайней мере «академически свободными». Им приходилось, даже рассматривая историю Древнего Востока, Древнего Египта или греко-римской античности, всё время быть начеку, не забывать сказанного об этих периодах классиками марксизма-ленинизма, всё время работать с оглядкой на очередные партийные установки, маскировать свои исследования под критику буржуазной «исторической науки». Трудно было бы ожидать в таких условиях от советских историков попыток революционно-нового подхода, оппозиции канонизированной традиции или хотя бы концентрации внимания на серьёзных проблемах в изучении прошлого.

Более того, даже замечать революционные изменения в подходе к рассмотрению прошлого было настолько опасно, что о той же школе «Анналов» или историко-культурной антропологии практически никто в СССР не писал, а в результате этого практически никто и не знал. Поэтому книга Добролюбского и др. и не могла появиться до распада СССР, и появилась лишь через десятилетие после оного.

Ничего не знали советские историки и о существовании на Западе критических школ, сомневающихся в верности хронологии, номенклатуры исторических деятелей, древних государств и традиционной периодизации истории. Не знают они об этом и сейчас. Только за последние несколько лет, благодаря выступлениям немецких исторических аналитиков на конференциях в Москве и публикациям их статей и книг, первые сведения об исторической аналитике стали доступны российскому читателю.

Не могла встретить в советской «исторической науке» положительного отношения и новаторская теория А.Т. Фоменко, произведшая величайшую хронологическую революцию в наших представлениях о прошлом, показавшая, что большая часть представлений историков о прошлом человечества неверны. В заключении к своей книге Добролюбский и др. пишут:

«Мы стремились показать, какой необычайно широкий диапазон новых историко-познавательных возможностей может предложить историко-культурная антропология – как зрелым специалистам, так, особенно, молодым людям».

Ничуть не сомневаясь в справедливости этого замечания, так и хочется повторить эти слова в приложении к исторической аналитике. Как я уже неоднократно писал, именно новый подход к хронологии, к номенклатуре исторических событий и действующих лиц, может превратить современную филологическую паранауку историю в науку прошловедения. На несколько ином языке и с гораздо менее критической позиции, чем моя, авторы пишут в заключении к своей книге следующее:

«В условиях, когда у нас собственно теоретические историографические исследования только начинаются, только-только набирают силу после длительного застоя, когда теоретическая работа нова и непривычна для большинства историков, так легко сбиться в рассуждениях на «холостой ход». Ведь историки уже как бы давно начали отличать теоретические и методологические разработки от прикладных, но ещё с большим трудом отделяют методологию истории от исторического пустословия».