Чабаны сидят, опустив головы. Наконец старший из них, Адемей, рассудительным тоном произносит:

— Посоветуй, что нам делать, Азамат? Нам неприятно, что мы подвели тебя. Разве мы этого хотели? Что-что, а пасти скот, кажется, умеем. Не первый день. У нас и падежа-то особого нет, и молодняк неплохо сохраняется.

— Если бы во всех отарах дело обстояло так, как у вас, брат мой Адемей, мне, наверное, вместо выговора дали бы орден... Я ведь говорю о колхозе в целом.

— Я думаю, — продолжает Адемей, — что мы не откажемся принять самую отстающую отару. Чего молчите? — обращается он к своим товарищам.

— Кто станет возражать? Дело доброе, — откликается один из чабанов. — Но и у нас самих ведь еще много дел. Разве вы забыли, что зоотехник обещал привезти племенных баранов и для опыта выбрал именно нашу отару.

— Да-а, — раздумчиво говорит Азамат, вороша палкой угли в костре, — очень хотелось бы вашу отару превратить в племенную. А там посмотрим, как нам дальше быть...

— Но почему это дело нужно начинать только в одной отаре? А потом сидеть и сложа руки дожидаться результатов? — вступает в разговор молодой чабан Салих. — Почему нельзя это сделать сразу в нескольких отарах?

— В твоих словах, кажется, есть смысл, — поднимает голову Азамат. — Необходимо сделать все возможное и невозможное, чтобы улучшить породу овец. Неужели мы ленивее и бесталаннее наших отцов и дедов? Они-то трудились на князей да баев, а мы работаем для себя, для своего народа.

— Правильные слова говоришь, Азамат, — поддерживает его старый Адемей. — Слушаешь иногда по радио или читаешь в газете о прославленных чабанах и думаешь: у них по две руки и по две ноги и у нас по две руки и по две ноги, у них по одной голове на плечах, а у нас что — меньше? Чем мы хуже? Может, мы меньше их любим наш скот? Не умеем ухаживать за ним?.. Ты, Азамат, не сомневайся, делай все, что от тебя зависит, а мы — не подведем.

Лицо у Азамата заметно проясняется.

Салих приглашает всех к ужину: на низком дощатом столике уже разложены аппетитные куски душистой баранины. Чабаны рассаживаются и неторопливо приступают к трапезе.

— Славный ягненочек был, — говорит председатель, очищая от мяса косточку.

— Да, чуть позже других родился, — отвечает Адемей, расправляясь с лопаткой. — Это один из тех барашков, которые причитались Салиху в премию. Салих у нас — молодец! — И Адемей торжественно вручает Азамату голову ягненка.

— Так не годится, — возражает председатель. — Ты — старше меня, и голова полагается тебе. Не могу я нарушать дедовские обычаи.

— Гостя принято почитать старшим, а ты сегодня — наш гость. К тому же ты — голова колхоза.

— Если бы у наших предков были председатели колхозов, им бы за столом непременно с почетом отдавали бараньи головы... И этот обычай мы сейчас тоже называли бы дедовским, — улыбается Салих.

Азамат принимает почетный дар. Салих вынимает нож из деревянных ножен и протягивает ему.

— Тебе, Салих, полагается ухо. У молодого чабана слух должен быть острым и чутким. — И председатель кладет отрезанное баранье ухо на протянутую ладонь Салиха.

— Старший чабан — самый зоркий человек на свете! — Азамат подает Адемею глаз.

— А ты, — обращается председатель к молчаливому чабану средних лет, — живи, пожалуйста, дольше тех стариков, которые поедают бараньи головы! — И Азамат отдает ему нижнюю челюсть барашка. — Набирайся сил, друг мой!

Тем временем Адемей, обглодав баранью лопатку, степенно отложил ее в сторону.

— Погадай на ней, — просит его Азамат. — Что нам светит там?

Адемей отнекивается:

— Если что и было, я все очистил.

Но все же он снова берет лопатку в руки и внимательно разглядывает ее поверхность.

— Слава богу, ничего плохого впереди нет. Что еще я вижу? Вижу, что душа у нашего Салиха чиста, что не жадный он человек — не пожалел для нас своего барашка. Всех тебе благ, Салих! Чтобы ты не знал больших трудностей в жизни, чем принимать и потчевать гостей...

Многолюдно сегодня на центральной ферме. Послушать Азамата сюда собрались все животноводы колхоза. Фаризат, Ханифа и их товарки сбились с ног. Председатель же сидит хмурый и молчит, будто воды в рот набрал. Собравшиеся тоже притихли. На что уж разговорчив Конак, и тот сидит понуро, не поминает Москву, уперся подбородком в свою герлыгу, задумался... Вдруг подбородок соскальзывает с палки, и голова старика стукается о стол. То ли задремал Конак, то ли неосторожно задел палку ногой, то ли нарочно это сделал. Все смеются. Конак тоже улыбается.

— Не томи, дорогой, доведи до нашего слуха то, что имеешь нам сказать. Ты сердишься — мы дрожим. Долго ли нам терпеть эту муку?

— Давайте, вправду, начнем. Кажется, все собрались, — прерывает наконец молчание председатель. — Конак уже успел задремать, неровен час и остальные последуют его примеру.

— А мне показалось, будто ты сам задремал, — не остается в долгу Конак.

Снова слышится смех, лица оживляются. Дождавшись тишины, Азамат снимает шапку и приступает к своему невеселому сообщению. Вначале он рассказывает об общем положении дел в колхозе, потом подходит к главному — к состоянию животноводства.