Не завидую тем, кто сидит на первых партах. Профессор говорил так эмоционально, что, наверняка, есть последствия. Клевер плюется, когда увлекается.

– Профессор?

– Да, мисс…?

– Дамекес. – Рушь придвигается к краю парты. – Всегда хотела узнать, почему ночью небо черное?

Класс взрывается шепотом, хихиканьем, а Рушь припускает плечи, будто стесняется. Не думала, что Дамекес бывает неуверенной в себе. Наверное, ей не понравилось, что она выставила напоказ свою любознательность, ведь сейчас не круто быть умным. Куда круче хорошо одеваться и сидеть на диете.

– А почему трава зеленая, дикарка? – смеется какой-то парень за моей спиной. – Ты, может, и не знаешь, но солнце – желтое. Ага! А небо – голубое.

– Прекратите, мистер Кавилл. – Профессор Клевер делает шаг вперед, и как в фильме ужасов, первые ряды отклоняются назад. – Вопрос мисс Дамекес не просто правильный, в нем больше логики и ума, чем в вашей голове.

Робин стыдливо озирается по сторонам в поисках поддержки, а Рушь самодовольно улыбается. Я почему-то усмехаюсь.

– Это так называемый фотометрический парадокс Ольберса, – шепчет Клевер, устало потирая глаза. Он откашливается и поднимает озадаченный взгляд, скрытый под оправой квадратных очков. – О, если Вселенная и бесконечна, то в небе, рано или поздно, окажется звезда. То есть, всё небо должно быть сплошным образом заполнено яркими светящимися точками звезд. Что обозначает, что в ночи небо обязано ярко светиться. А мы почему-то наблюдаем сплошное черное небо лишь с отдельными звездами. Именно это и интересует вас, мисс Дамекес. Я прав?

– Да, профессор.

– Так вот, ответ есть. Общество пришло к нему лишь в конце двадцатого века. Дело в том, что мы узнали – Вселенная не бесконечна. Значит, не бесконечно и количество звезд. Следовательно, мисс Дамекес, звезды, как и люди, имеют отведенное им время на жизнь.

– Звезды умирают?

– Да.

– Но получается, что когда-то наступит момент, когда небо и вовсе окажется черным и беззвездным, - почему-то говорю я, недоуменно нахмурив лоб. – Разве это возможно?

– Нет, мисс де Веро. Невозможно.

– Но вы сказали…

– Я сказал, что звезды умирают. Но не сказал, что они не рождаются. Звезды, как мы, как люди. Они не заполняют все небо, как и мы – не заполняем всю землю. Меж ними, как и меж нами, огромные расстояния, месяцы и годы. Взорвались сотни звезд, а на их место пришло всего несколько – не менее ярких. А иногда упала самая блестящая – и появились тысячи мелких и тусклых. Понимаете?

– Выходит, звезд – не бесконечно много?

– Ничто не вечно, мистер Ривера. Все кончается.

– Жизнь не кончается, - говорю я.

– Как же? Я говорил, что звезды умирают.

– Да, но кто-то умирает, а кто-то продолжает жить.

Профессор вскидывает густые брови и, наконец, выдавливает улыбку. Он глядит на меня смышлено, а затем потирает пухлыми пальцами нос.

– Что ж, мисс де Веро, возможно, вы и правы. Но, пожалуй, этот вопрос вы обсудите на философии, а не на астрономии.

Смущенно киваю, и Клевер начинает объяснять новую тему. Мне вдруг кажется, что Эрих опять на меня смотрит. Я оборачиваюсь и сталкиваюсь с его темно-синим взглядом. Не знаю, что на меня находит, но я краснею и нервно отворачиваюсь, завесив лицо рядом золотистых волос. Сглатываю. Прикидываюсь, будто слушаю профессора, а сама горячо и медленно дышу, постукивая пальцами по парте. Вряд ли он еще смотрит. Уверена, что не смотрит. Невольно поворачиваю голову и опять встречаюсь с Эрихом глазами. Парень в ту же секунду улыбается, а я поджимаю губы. О, черт. Пусть даже не думает, что он меня волнует; что меня волнует его мнение или намеки. Какая к черту разница?

– Этот семестр мы посвятим тому, что будем изучать созвездия. – Говорит профессор Клевер. – Для начала найдете их на небе, сделаете записи, зарисуйте.

– Какие именно? – спрашивает кто-то с задних рядов.

– Пометьте: Андромеда, Волосы Вероники, Персей и Северная Корона.

– Северная Корона? – переспрашивает Эрих и смотрит на меня. – Кажется, в легенде этого созвездия говорится об Ариадне – внучке Зевса, из-за которого погиб отец Тесея.

– Какого еще Тесея? – недоумевает Лиз.

– Ее возлюбленного. Она его предала, и все пошло вверх дном.

– Да, именно так. – Восхищается профессор Клевер. – Ох, Тесей страшно тосковал по Ариадне. Расстроенный, он забыл снять на корабле черные паруса и заменить их белыми, как договорился ранее со своим отцом, если победит Минотавра и останется живым. Путь подходил к концу, а паруса были черными. Эгей – отец Тесея, увидел черный цвет и вдруг решил, что его сын мертв. Мысль об этом привела его в отчаяние, и он бросился со скалы в волны моря. Трагичная история.

– Если мне не изменяет память, - недовольно начинаю я, испепеляя Эриха взглядом, - никого Ариадна не предавала. Это Тесей бросил ее.

– Пф.

– Да, так и было. Я читала эту легенду. Ему приснилось, что Дионис – бог раздолья, рассказал ему о велении Зевса. Мол, свою-то внучку он только Дионису в жены и отдаст, а сопротивляться – делать себе хуже. Тогда-то наш герой и сбежал.

– Не так было, - ворчит Эрих, смотря на учителя, но обращаясь явно ко мне. – Тесей не хотел отступать, но у него не было выбора. Ему пришлось уйти. Что правильно, ведь совсем скоро его возлюбленная нашла себе идеальную пару.