– Я хочу узнать правду.

– А вдруг она тебе не понравится?

– Мне нужны ответы, Конрад. – Я сосредоточенно смотрю в карие глаза парня. – Что ты знаешь об операции. Нет пути назад, рассказывай.

– У тебя есть предположения? – Он играет со мной, и это жутко раздражает.

– Просто ответь. Ты пообещал.

– Если будем и дальше ссориться, то не успеем до десяти.

– Я не ссорюсь с тобой, я просто хочу, чтобы ты сказал мне правду. Меня не волнует вино, и, да, мне наплевать на музыку. Возможно, у меня останутся хорошие воспоминания об этом месте. Не знаю. Но, прежде всего, я хочу запомнить твои ответы на мои вопросы.

– Ты серьезно настроена, принцесса.

– Стюарт умер. Иначе не получится.

– Хм, Адора, ты помнишь мою мать?

Я недоуменно вскидываю брови.

– Элеонор? Совсем смутно.

– Она ушла, когда узнала, что сделал отец. – Конрад усмехается, а я замечаю горечь, невольно проскользнувшую в его глазах. Парень вертит в руках полупустой бокал, глядит, как блестит стекло, и продолжает кривить губы. – Я не знал, почему родители развелись, я просто видел, что они не вместе, и все. Шериф, надежда горожан и алкоголик. Он никогда не упускает возможности утолить голод по прошлому. Пьет каждый день, когда заступает на пост, когда возвращается. Все время.

– Ты никогда не рассказывал об этом, - тихо говорю я. – Почему? Мэлот твой друг.

– Я не помню, чтобы мы с ним садились друг напротив друга и жаловались на то, как трудно нам жить, и какие кретины у нас отцы.

– Но что сделал твой отец?

– Точнее, что ему сказал сделать твой.

Недоуменно вскидываю брови. Неожиданно мне становится жарко, и я расстегиваю две верхние пуговицы на блузке. Пальцы не слушаются. Удается с третьей попытки.

– Что ты имеешь в виду?

– Не так-то просто незаметно вырезать сердце и вставить новое. – Конрад щурится. Я гляжу на него во все глаза. – Твоего отца прикрыли. Например, мой отец. Шеф полиции.

– Откуда ты знаешь?

– Когда знаменитый Демитрий Бофорт в очередной раз напился и облевал полдома, я поговорил с ним. Папа разоткровенничался. Начала говорить о матери, а закончил о твоей операции. Я сначала ему не поверил, а потом заметил, как ты прикрываешь руками шрам. Как ты молчишь, вся в себе, далекая, отстраненная.

– Черт, Конрад, это ни о чем не говорит.

– Да, но потом тебе прислали сердце. И все встало на свои места.

– Вот это уже больше похоже на правду. – Подпираю руками лицо. Заправляю назад волосы. Все думаю и думаю о том, что услышала, но ничего не понимаю. – Выходит, мои родители действовали не в одиночку. Замешаны и другие люди. Например, твой отец.

– Например.

– Значит, прислать мне сердце мог тот, кому этот секрет испортил жизнь.

– И судя по всему, ненормальный псих.

– Что еще тебе рассказал отец?

– Ничего. – Бофорт отпивает вино и поджимает губы. – Он остановился на том, что у него не хватает сил бороться с собой, и прочая чепуха. Я не слушал.

– Но что именно он сделал? Что ему сказал сделать мой отец?

– А как ты думаешь, Адора? – Конрад смотрит мне прямо в глаза. – Найти донора, а потом незаметно избавиться от него.

– Они похитили человека? – я с ужасом замираю.

– Не только похитили. Сама подумай, принцесса. Люди не исчезают просто так, если, конечно, их не заставляют исчезнуть.

– Они убили его.

Парень улыбается и поднимает бокал:

– За несправедливость! – Он допивает оставшееся вино и со стуком ставит стакан на маленький столик. У меня от этого звука разбивается что-то внутри. – Как хорошо, что мы дети своих родителей, ведь теперь мы знаем, что нам тоже все сойдет с рук.

Я почему-то резко подрываюсь из-за стола. Расширяю глаза и едва не валюсь с ног от того, что ощущаю дикую дрожь по всему телу. Мне становится так паршиво, что я хочу закричать во все горло, но я молчу и только думаю, думаю, думаю.

Они похитили человека, а затем от него избавились. Как от мусора. Как от лишних и ненужных вопросов. Они заперли жертву в комнате, в той детской спальне. И не жертву, а девочку. Ту самую, что мимолетом видела Мария. А потом, когда операция закончилась, у них не оставалось вариантов, и они избавились от тела. Впопыхах. Торопясь и рискуя.

Они избавились от девочки. От той самой, что позволила мне жить дальше. Выкрали и уничтожили. И что-то мне подсказывает, что я знаю ее имя.

– Катарина, - говорю я, глядя на Конрада. Парень также взволнованно смотрит мне в глаза. Поднимается. – Вот почему на стене было это имя. Моего донора звали Катарина!

Я не знаю, что чувствовать. Дышу громко, прерывисто и неожиданно решаю бежать. Взвинчено и оторопело разворачиваюсь на носках, но внезапно врезаюсь в кого-то. Звучит хлопок, треск. Растерянно я зажмуриваюсь и вдруг ощущаю, как по телу стекает холодная жидкость, как прилипает к коже мокрая блузка.

– О, простите, простите.

Щебечет официант, подбирая с пола разбитую посуду, стаканы, приборы. Он глядит на меня во все глаза, искренне и горячо извиняясь, а я опускаю взгляд ниже и неожиданно понимаю, что на моей белой блузе огромное, растущее алое пятно. Будто бы кровь. Будто бы шрам на груди начал кровоточить. Смотрю на него, не моргая, а лишь ощущая ледяной холод, пробравшийся внутрь меня вместе с вином, вместе с его сладким запахом.