– Ты все усложняешь, - вздыхает Лиз, - на самом деле, никто и не заметит разницы.

– Тогда к чему это деление на цвет? Пусть каждый сам выбирает, в чем придет. Или же это невыгодно нашим, правильно? Какой прок от танцев, если и посмеяться не над кем будет? Они этого не допустят.

– Все твои слова граничат с чем-то опасным, - шепчет Лиз. – Ты, словно бунтуешь, а я не хочу, чтобы ты бунтовала. Может, ты и права в чем-то, вот только какая разница? Ты должна быть в порядке, а с твоим рвением к справедливости, ты наберешься проблем. Ты ведь в курсе, правда?

– Не знаю, что может быть хуже того, что уже успело со мной случиться.

– Люди болеют, умирают…, а ты заперлась в комнате от несчастной любви.

– Дело не в Эрихе.

– Тогда что с тобой происходит?

– Что с нами происходит! – Возмущаюсь я и встаю с постели. Подхожу к окну и лихо раскрываю окна. Ветер отбрасывает назад мои волосы, а я подаюсь вперед. – Мы живем и не видим того, что творится вокруг. Ты знаешь, что за стеной люди умирают от голода? Я видела, как они лежат на асфальте мертвые, Лиз. В последнюю очередь их заботят танцы.

– Святая Мария и Иосиф, что ты за стеной делала?

– Какая разница? Важно, что мы издеваемся над ребятами из Нижнего Эдема, но они этого не заслуживают. Они не виноваты в том, что родились за стеной. Они не виноваты в том, что их родители бедные.

– Ого, а тебя это задевает не на шутку. Верно? – Подруга поднимается с кровати. – Я что-то упустила? Ты всегда была на их стороне, но сейчас, у меня такое чувство, будто тут замешано что-то личное. Признавайся. Что происходит?

– Почему они должны расплачиваться за ошибки родителей? Или…, ох, может, и не за ошибки…, почему они в принципе должны становиться изгоями? Чем мы лучше? Да, у нас богатые родители, но сами по себе мы ничего собой не представляем! Мы ничего еще не добились, ничего не сделали. Но почему-то именно их мы ни во что не ставим.

– Ты пугаешь меня.

– Я просто…, - потираю руками лицо, - я просто запуталась, Лиз. Не знаю. Прости. Я тут схожу с ума. Моя голова горит, пульсирует…, черт, это какой-то бред.

– Адора, - говорит подруга, подходя ко мне, - я никуда не уйду, пока ты не скажешь, что случилось. Это касается родителей?

Я перевожу взгляд на Лиз и киваю. Мне становится холодно. Ветер из окна бьет по спине, забирается под одежду, и я, горбясь, обхватываю себя руками за талию.

– Все гораздо хуже, чем мы предполагали.

– Что ты узнала?

– Я не уверена, что стоит и тебя втягивать в это.

– В смысле? А кого еще ты собираешься втягивать, если не меня? – Подруга глядит в мои глаза укоризненно. – Рассказывай.

– Я узнала, кто мой донор. Узнала, что мой отец заставил шерифа Бофорта и доктора Кристофера Обервилля совершить преступление.

– Преступление? – Подруга недоуменно хмурит лоб. – В смысле? Ты про незаконное проведение операции?

– Нет, я про поджог, похищение и убийство. Все в лучших традициях детективов. Ты и представить себе не можешь, что у меня творится сейчас в голове. Наверно, я и, правда, схожу с ума, потому что я и не знаю: злиться мне или сказать спасибо.

– Так, подожди. О чем ты? Какой поджог?

– Оказывается, у моей мамы есть родная сестра. К ней я и ходила за стену.

– Родная сестра? Ого. Но что она там забыла?

– Скорее о ней забыли. Отец запер ее там, чтобы она держала язык за зубами. Как по мне, лучше бы просто ее пристрелил. Она слепая, Лиз. Сидит там в ободранной комнате и вспоминает дочь, которой больше нет.

– А что с ее дочерью?

Я почему-то усмехаюсь. Смотрю в глаза подруге и вижу, как ее лицо вытягивается. У Лизы краснеют щеки. Она отступает назад и шепчет:

– Не может быть…

– Да. – Прикусываю дрожащие губы. – Я тоже не хочу верить, Лиз. Я даже думать об этом не хочу, но у меня не получается. Как я ни стараюсь. – Я закрываю глаза. Прохожусь пальцами по волосам и выдыхаю. – Что мне делать.

Это не вопрос. А Лиза и не отвечает. Повисает тишина, и слышны лишь удары моего сердца. Сердца моей сестры. Подруга вновь усаживается на кровать, а я опираюсь спиной об оконную раму и опускаю взгляд на свои руки. Они трясутся, я сжимаю их в кулаки. Не помогает. Меня знобит.

– Мне жаль, - шепчет подруга, а я небрежно отмахиваюсь.

– Перестань.

– Нет, правда, Дор, мне жаль. Как такое могло произойти? Ты говорила с мамой или с отцом? Слушай, не рассказывай им. – Лиз подрывается с кровати. – Не говори. Вдруг и с тобой они что-то сделают. Пусть лучше считают, что все как раньше.

– Но все не как раньше.

– Расскажи Мэлоту.

– Что? Ему-то зачем? Он никогда не интересовался моими проблемами.

– Он хороший, - неожиданно выпаливает Лиза, и я округляю глаза. – Правда, у него в голове путаница, да, он бывает грубым, но он заботится о тебе.