Теперь Роздум бегал по комнате, будто разъяренный волк в клетке, брызгал слюной, размахивал руками. Гайдук молчал. В такие минуты лучше смолчать. Гайдук знает это еще с тех пор, когда возил молодого пана на прогулки в город. Очень хорошо знает. Пускай себе покричит вдоволь, остынет, тогда он и расскажет кое-что приятное для пана, и все кончится рюмкой. Пускай себе кричит!

— Ваш район совсем прекратил действия. Кто позволил? Я спрашиваю, Гайдук, кто позволил?.. Молчишь? Может, ты за молчание получаешь вознаграждение? Как думаешь, Гайдук?

— Стараюсь для вас как могу, пан старшина.

— Не для меня стараешься! От меня требуют, и я должен требовать. Понимаешь, должен! Кто будет платить бездельникам? Кто, спрашиваю?

Роздум вплотную подошел к Гайдуку, яростно затряс кулаками. Рядом с плечистым Гайдуком, плотным и крепким, хозяин выглядел довольно-таки комично. Особенно нелепы были угрозы маленькими кулачками. И кому угрожать? Гайдуку, у которого руки, будто лопаты, — большие и почерневшие от земли, от работы. Стоило бы Гайдуку опустить одну такую «лопату» на голову пана — и, считай, конец, «аминь». Однако Гайдук и не думал, пожалуй, отвечать на угрозы Злогого. Испуг застыл в его вытаращенных глазах. Он боялся Злогого, это был его господин, и ему нужно было прислуживать и угождать. Иное дело село — там Гайдук кому угодно заткнет глотку, кого угодно согнет в бараний рог. Если, конечно, захочет.

Хозяин дома тоже, видимо, заметил страх в глазах Гайдука, смягчился:

— Надо действовать, Гайдук. Действовать непременно, каждый день. Пусть наши акции кажутся незначительными, но они будут напоминать народу о нашем существовании, будут вселять страх. И кроме того, Гайдук...

Роздум самодовольно осклабился, снова показывая ряды золотых зубов, перешел на заговорщический шепот:

— За границей тоже больше шума поднимут о «принудительной коллективизации». А нам это выгодно, Гайдук. Понимаешь?

— Да, понимаю. К-хе! Как же не понимать, когда вы так хорошо растолковали, — торопливо ответил гость. — Устрашать народ надо. Вы очень мудро советуете.

Тем временем хозяин подошел к столу, взял сигарету, прикурил и, крепко затягиваясь табачным дымом, как бы между прочим спросил:

— Как там Яринка?

Глаза старого прислужника подобострастно засверкали; он с нескрываемым удовольствием потер ладони.

— Яринка, спрашиваете? К-хе, к-хе! Очень славная, скажу вам, дивчина. Прямо-таки краля, а не девушка. На что я стар, а посмотришь на такую красотку, и глаз оторвать невозможно.

— Не об этом спрашиваю, Гайдук! — не без раздражения прервал разглагольствования гостя хозяин.

— Я понимаю. Известно, речь не о том... Письмо ваше я передал и дал кое-какие поручения.

— Кому именно?

Гайдук снова оглянулся, словно вор, и, по-воровски поводя глазами, приглушил голос:

— Ей поручил... Крутяка убрать. К-хе!.. Понимаете, ей ведь удобнее, чем мне: секретарша сельсовета, везде ее пускают.

Злогий удивленно уставился на него.

— Ну, а она?

— Боится, очень боится, пан старшина. Известное дело — баба. Потому и боится. Но если нажать хорошенько, припугнуть, то дело пойдет. Ей-богу, пойдет.

— Думаешь, согласится?

— Ей-богу, согласится!

Роздум сел в кресло, смежил глаза. Яринка! С каким наслаждением приник бы сейчас к ее калиновым устам... заглянул в ее черные глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами...

— Садись, Гайдук, рассказывай подробнее, — велел Роздум.

Гайдук подкрутил усы, потом зачем-то пригладил их и, покорно посматривая на хозяина, осторожно присел на краешек стула. Именно присел, а не сел, ибо кто разгадает нрав таких, как пан старшина: то они кричат и бранятся, то похлопывают тебя по плечу, будто ровню. Гайдук — старый волк, его костью не приманишь, нет. А и впрямь нравится пану Яринка. Ишь какими глаза стали — маслеными и круглыми, как пампушечки...

— Рассказывай, Гайдук, рассказывай, — тихо напомнил хозяин и снова прикрыл глаза.

Гайдук откашлялся, по привычке пригладил усы.

— Встретил я как-то Яринку на улице, поздоровался. «Как дела?» — спрашиваю... «Благодарю, — говорит, — я довольна». Ей-богу, так и сказала, — поторопился добавить Гайдук, заметив гримасу неудовольствия на лице хозяина.

— Дальше, Гайдук, дальше.

— «А не хотите ли, милая, получить письмо от красивого кавалера?» — спрашиваю. «Ну, — говорит, — вуйко, где же вы встретите девушку, которая не желает получить письмо от красивого кавалера? Но от кого именно?..» — «Э, Яринко, — это я так ей говорю, — не хитри, по глазам вижу — догадываешься, от кого тебе письмо пришло. Хорошо вижу!» А она, пан, покраснела, ну вот-вот кровь с ее щечек брызнет. «От Злотого?» — спрашивает. Ведь она не знает, что вы теперь не Злогий и не пан, а мастер Роздум. «Да, — говорю, — ты угадала, именно от него письмо».

— На улице? Где же твоя осторожность, Гайдук? Сколько раз нужно тебе втолковывать: в нашем деле осторожность — прежде всего!

Пан поморщился, подошел к Гайдуку вплотную.

— Помни, Гайдук, измена и неосторожность — родные сестры, а ты, надеюсь, не забыл, как мы наказываем предателей? Это наш святой долг перед родиной.

Гостя распирал хохот.

«Ха-ха-ха! — гоготал он в душе. — Родиной! Какая родина, господи! Ха-ха-ха! Ну и смешные же слова вы иногда говорите, пан старшина, очень смешные!»