— Ну как? — спросил над самым ухом Ярины заведующий клубом Никифор. — Нра-авится?

Девушка кивнула головой:

— Очень.

— Мы тоже могли бы иметь чудесную хоровую капеллу, — с жаром зашептал Никифор. При этом его серые глаза суетливо бегали в орбитах, а горячие руки все сильнее сжимали плечи Ярины.

— Так в чем же дело? — не сдержала улыбку Тарасевич. — Нет хорошего руководителя?

— Де-ело в том, что кое у кого не хва-атает желания, — в тон ей ответил Никифор.

— Хороший руководитель всегда желающих найдет... А пока, товарищ заведующий, снимите с плеч руки: я не подоконник и не тумбочка, чтобы на меня вот так опирались.

Никифор торопливо спрятал руки в карманы брюк, украдкой оглянулся — не заметил ли кто-нибудь? Было неприятно, что Ярина так отчитала его на людях.

Тем временем Юра прошел по сцене круг, будто проверяя, можно ли на ней разойтись. Затем неожиданно ударил руками о колени, одновременно притопнул и закружился вихрем. Теперь уже трудно было уследить за всеми его коленцами.

— Вот это мастер, хотя и не заслуженный, — снова не удержался Никифор, обращаясь к Ярине, когда танец закончился.

Вместо ответа девушка еще сильнее захлопала в ладоши.

На дворе уже стояла глухая ночь, когда Ярина Тарасевич вышла из клуба. Ночь ей показалась темной стеной, без единого огонька. Испугалась, даже возникла мысль вернуться в клуб, дождаться окончания концерта и пойти домой вместе со всеми. Заходить в сельсовет она уже не думала — такой страшной казалась ей темнота.

«Может, попросить Никифора, чтобы провел? — подумала вдруг. — Но ведь он заведующий клубом, ему надо быть здесь до конца. Да и не так еще поздно сейчас...»

Из темноты к ней кто-то приблизился.

— Яринка, вы домой?

Этот густой приятный голос напугал ее, кажется, сильнее, чем темнота. Вздрогнула и обрадовалась одновременно, вся затрепетала. К ней приблизился Крутяк. Неужели Остап Богданович увидел, что она выходит из клуба одна, и вышел тоже? А может, он ждал ее с каким-то другим намерением?

— Вы домой?

— Да, Остап Богданович, — ответила очень тихо девушка.

— Тогда я вас подвезу. Прошу!

Она оперлась на его протянутую руку, легко соскочила с крыльца.

— Поздно уже, а вы так далеко от дома, — промолвила сочувственно. А где-то в глубине души удивилась: почему это она сочувствует Крутяку? Совсем недавно смотрела на него как на врага, а ныне сочувствует, беспокоится о его жизни. Почему?

— Ничего, Яринка. Сейчас всего четверть десятого, а я в исполкоме задерживаюсь до двенадцати, иногда позже, — сдержанно засмеялся Крутяк. — Конечно, в наших краях осторожность нужна — и вам, и мне... Но волков бояться — в лес не ходить. Не правда ли?

— Возможно. А мне почему-то страшновато... А сегодня особенно страшно.

Машина мягко покачнулась, поплыла улицей села. Тарасевич наблюдала, как от света фар отступает, убегает темнота. Было приятно чувствовать плечо Остапа Богдановича, сидевшего рядом на заднем сиденье.

«Вот так бы ехать и ехать, куда глаза глядят, — думала она, — чтобы ничего не знать... Не встречаться больше с Гайдуком, Злогим... Подлые крысы! А как они умеют опутывать человека!»

Сжалась в комок, будто хотела стать маленькой, совсем незаметной.

— Вам, Яринка, кажется, здесь? — спросил Крутяк.

Ей действительно надо выходить. Выскочила из машины, поблагодарила председателя райисполкома. Остап Богданович в ответ пожал ей руку, как-то необычно улыбнулся, будто намеревался сказать что-то очень важное и не решился, передумал, только кивнул. Машина быстро помчалась вперед.

«Чего я боюсь? — подбадривала себя девушка. — Люди еще в клубе, а я боюсь».

Пересекла улицу, остановилась. Ей даже показалось, что погружается в еще большую темноту. Ни единого огонька поблизости не видно. Хотя бы скорее добежать до хаты. Но что это? От корявой старой вербы, что росла на изгибе улочки, отделилось темное пятно — темнее ночи.

— Это ты? — послышался тихий голос Гайдука.

Девушка замерла, ноги ее словно одеревенели, не двигались с места. А темное пятно приближалось.

— Спасите! — не выдержала Яринка и кинулась бежать. Зацепилась за что-то, упала.

Отчаянное «спасите» громким эхом прокатилось по селу, и там, за околицей, где начинался лес, будто кто-то передразнивал Тарасевич, повторил ее крик.

Залаяли надрывно собаки, заскрипели двери хат. Село будто всколыхнулось. Отовсюду бежали люди. Снова крикнуть, позвать на помощь не хватило сил. Тупая боль ползла от головы к ногам. Тело вдруг стало непослушным; Яринка почувствовала, что летит в пропасть.