Шрифт:
На висках у Станислава Владимировича выступил пот. Он понял, что и на этот раз проиграл, причем из-за небрежности упустил почти выигранную партию.
— Сдаюсь! — вздохнул он и кисло улыбнулся. — Ого, да мы с тобой просидели за шахматами почти полтора часа.
— Не пора ли пойти на прогулку, Станислав? — спросил хозяин.
Жупанский от прогулки отказался, сославшись на то, что ждет дочь, поблагодарил Тына за гостеприимство и поднялся к себе. Галины еще не было. Тем лучше: нужно подумать о предстоящей беседе. А беседа с дочерью, безусловно, состоится, если не сегодня, так завтра. Да, да...
«Калинка ведь не любит Кошевского, хотя он обращается с ней галантно, с подчеркнутой изысканностью. Неужели чувствует его темное нутро, неискренность?»
Стоило ему вспомнить о Кошевском, как сердце снова заныло. Станислав Владимирович поморщился, настроение опять испортилось. Он переоделся, принялся ходить по комнате.
«Двадцать три, двадцать четыре... Боже, что же это происходит? Чем все закончится? Где это она так поздно? Сорок семь, сорок восемь...»
Наконец в коридоре прозвучал звонок — Калинка! Сейчас он ей откроет. Или нет... Пусть Олена.
Скрипнула дверь, и Галинкин голос, похожий на звоночек, спросил об отце. Может, пригласить ее в кабинет, поговорить о каких-нибудь пустяках, например, спросить, где она была. Только удобно ли взрослую дочь об этом спрашивать?
«Нет, нет, сначала я должен сам успокоиться. Калинка очень впечатлительна. — И Станислав Владимирович отступил от дверей. — Встану-ка я сначала под душ».
Да, да, как он раньше этого не сделал? Ведь в меру холодный душ лучше всего успокаивает нервы.
Станислав Владимирович подождал, пока дочь зайдет в свою комнату, и поспешил в ванную.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Лишь минут через двадцать свежий, разрумянившийся отец постучал в комнату дочери.
— Ты еще не спишь? — спросил он, осторожно ступая в суконных тапочках. — Уже двенадцатый час.
— Я же ложусь после двенадцати. Разве ты забыл?
Оторвалась от тетради, пошла ему навстречу. Игриво склонила набок голову. В больших глазах, чистых, как у младенца, нежность. При виде дочери Станислава Владимировича охватило чувство радости и грусти: точно такие же глаза были у Оксаны.
— Как хорошо, что ты зашел. Садись, пожалуйста, — пригласила Галина.
Придвинула кресло отцу, а сама села на диване. Смотрела внимательно и думала, о чем он говорил с Кошевским.
— Ты, наверное, в кино ходила? На какой фильм?
Ему хотелось поговорить с дочерью о чем-то незначительном, разогнать неприятные мысли, окончательно успокоиться, приняться за работу. Как и многие пожилые люди, Жупанский страдал бессонницей, а потому и засиживался допоздна.
— Я просто ходила подышать воздухом: голова почему-то болела, — ответила Галинка.
Чтобы не смотреть на отца, придвинулась ближе, прижалась головой к его колену. Она совсем не умела говорить неправду, и даже эта небольшая неискренность обескуражила девушку. «Не могу же я ему сказать, что была с Колей в ресторане, выслеживала Кошевского?» — оправдывалась перед собой, чувствуя, как вспыхнули у нее щеки.
Станислав Владимирович положил на голову дочери руку, провел несколько раз по волосам. Галинка, улучив момент, спросила о Кошевском. Станислав Владимирович заколебался, смутился. Вынул платочек, начал вытирать нос. А дочь ждала ответа и тоже волновалась.
— Честно говоря... — кашлянул, потому что говорил не совсем искренне. — Я и сам не знаю, что именно заставило его прийти... Как знакомый... посетил знакомого, передал поклон еще от одного знакомого... — «Не то я говорю, не то», — мысленно упрекнул он себя. — Тебя что-то беспокоит?
— Знаешь, папочка, — быстро зашептала Галина, хотя в комнате никого не было, кроме них двоих. Белые девичьи руки уже обвили шею отца. — Знаешь, папочка, Кошевского кто-то ждал у нашего дома. И когда твой гость ушел, мне показалось, что они заговорили о тебе, причем не очень уважительно, затем они пошли в ресторан.
— Откуда тебе известны такие подробности? — высвободился из объятий дочери, недовольно насупил брови.
Галинка прищурила глаза, плотно стиснула губы, отодвинулась от отца, притаилась.
— Ты следила за ними? — спросил скрипящим голосом Станислав Владимирович.
Это был верный признак, что он сердится.
— Я же сказала тебе: болела голова, я вышла на улицу, совершенно случайно увидела, как они зашли в ресторан. А ты упрекаешь...
В голосе девушки зазвучала обида. Хотя она немного хитрила и прикидывалась, но насупленный вид отца поразил ее. На глазах выступили слезы. Станислав Владимирович заметил их, встал, отошел от дочери, потом снова приблизился, посмотрел ей в глаза.