Алексей Иванович и сам не заметил, как задремал, сидя в кресле подле секретера.

И приснились ему Дальние Ключи, но не в эту промозглую осеннюю пору, а по весне, когда лопаются почки и покрываются деревенские сады тонкой зелёной паутиной, а ошалелые скворцы рассыпают в прозрачном воздухе переливчатые трели, важно раскачиваясь на чёрных ветках возле своих подруг, сидящих на яйцах. Раскатисто голосили петухи, мычали коровы, лаяли собаки… И на душе у Алексея было радостно и покойно, потому что он точно знал: вот сейчас он свернёт в проулок, и возле старой ветлы его будет ждать Наталья… Но за поворотом никого не было, и сам проулок был скорее похож на городскую улицу. На ней не было ни души, и во всех домах окна зияли пустыми чёрными провалами. Алексей испугался и побежал. Надо было поскорее отыскать Наталью. Он понимал: в его распоряжении всего несколько минут. Скорее., скорее… Он должен, обязательно должен успеть! Но… не успел!.. Прозвенел звонок!..

Синий будильник на маленьких растопыренных ножках раскалывался пополам от резкого, бьющего прямо по нервам, противного звона, и Богомолов с досадой ждал, когда у подлеца кончится завод. Поднять руку, чтобы нажать кнопку и выключить нахала, у него не было сил.

– Ты что, так и не ложился? – с удивлением спросил Серёжка, глядя на отца, скрюченного в кресле. – Разве можно спать в такой неудобной позе?

Дребезжащий злодей, наконец-то, начал сдавать, последний раз недовольно звякнул, потом ещё и ещё раз, но уже слабее и, к вящему удовольствию Алексея Ивановича, замолк.

– Сам не заметил, как заснул, – Богомолов тёр заспанные глаза.

– Я Андрейке позвоню. Скажу, чтобы сегодня меня в школе не ждали.

– Конечно, позвони и предупреди, что тебя три дня не будет. Скажи, кто такая Эмилия Карловна?

– Это мамина бабушка.

– Она немкой была?..

– Кажется, её отец был немец или латыш… Точно не знаю. А почему ты спрашиваешь?

– У вас на Немецком кладбище место есть. Думаю, мы маму к бабушке в могилу положим, – но, увидев, как на глаза Серёжки навернулись слёзы, быстро добавил: – Иди Андрейке звони, а я пока соображу, чем бы нам с тобой позавтракать.

Пока Серёжа разговаривал с Андреем, Алексей Иванович спрятал необходимые для оформления похорон документы в карман и закрыл секретер.

Быстро перекусив чаем с бутербродами, они отправились в Склиф.

Иван Сидорович встретил их в своем маленьком кабинете неулыбчиво и угрюмо. Заметно было, что этой ночью он тоже не ложился.

– Серёга, ты здесь посиди, а мы с Алексеем Ивановичем пойдём, нужные бумажки оформим.

– Я с вами… – начал было пацан, но Савушкин резко оборвал его:

– Не канючь! Сказано ждать, жди!..

Взрослые вышли в коридор. Иван Сидорович тут же достал папиросу, закурил.

– Значит так… Может, ты и не знаешь, но у Натальи со здоровьем серьёзные проблемы были. Опухоль ей лет восемь назад прооперировали. Как будто удачно, но мы ночью вскрытие сделали и… В лучшем случае ей всего полгода оставалось… Не больше… Так что, может, оно и к лучшему, что эта авария случилась. Она Наталью от жутких мучений избавила.

Это сообщение потрясло Алексея Ивановича. Вот, пожалуйста, ещё одна причина, по которой она врала всем и каждому.

– Парнишке, я думаю, говорить об этом не стоит, у него и без того горя сверх головы, – Савушкин выпустил дым сквозь прокуренные усы. – Впрочем… Это тебе решать, Алексей, не мне.

– Честно скажу, не знаю, Иван Сидорович, что лучше.

– Ну, смотри.

– Как думаешь, она знала об этом? – спросил Богомолов.

Савушкин глубоко вздохнул:

– Бабы в таких случаях точнее гинекологов диагнозы себе ставят… Ладно, что говорить?!.. Я документы все для тебя приготовил. Они у диспетчера. Насчёт машины тоже не безпокойся, на похороны я тебе карету скорой выделю.

– Спасибо, Ваня…

– Да ладно… – отмахнулся Савушкин. – Где хоронить будешь, решил?

– Я ночью удостоверение в секретере нашёл: у Большаковых могила на Немецком кладбище есть. В ней бабушка Натальи похоронена – Эмилия Карловна. Скорее всего бабка по материнской линии. Попробую, авось, полупится.

– Бог тебе в помощь, Алексей Иванович. Когда всё выяснишь, позвони.

Из больницы Богомолов с Серёжей поехали в ЗАГС, потом на кладбище, где за двадцатку оформили новое удостоверение на могилу. Оттуда в похоронное бюро… А все эти учреждения находились в разных частях города, так что помотались они по Москве изрядно и освободились только к трём часам. Вернувшись на Дмитровский, разогрели знаменитый Натальин борщ и тут же на кухне пообедали. Борщ действительно оказался очень вкусный, и Алексей Иванович с горечью подумал: человека уже нет, а он продолжает приносить близким радость, пусть даже такую пустячную, как этот суп.

– Скажи, Серёжа, ты случайно не знаешь, мама твоя крещёная была?

Парнишка опешил.

– Как это "крещёная"?..

– Ну… Когда она совсем маленькая была, её священник должен был в купель окунуть и на шею крестик повесить… Ты у неё крестика не видел?.. Может, и не на шее, а где-нибудь в коробочке?..

– Не видел… никогда… А для чего ты спрашиваешь?

– Если крещёная, её в церкви отпеть надо. Панихиду заказать.

– Зачем в церкви?..

– Как это "зачем"?!.. Чтобы душа её на том свете не маялась. И в этом мы с тобой ей помочь должны.