– Лёшка!.. О чём ты говоришь?!.. – Богомолов услышал, как на том конце провода она всхлипнула. – Мальчики, дорогие мои, чем я могу помочь?

– Я не знаю… Мы вроде бы всё сделали… Впрочем, надо ведь поминки организовать…

– Без проблем. Когда похороны?

– Послезавтра.

– Значит, время у нас есть. Я сейчас же могу к вам подъехать…

Алексей Иванович взглянул на часы.

– Половина пятого. Нам с Серёжей в храм обязательно надо.

– А в какой вы собираетесь?

– Думаю, в Сокольники. От нашего дома на метро по прямой.

– Вот давайте в храме и встретимся. Я там самое большее… через час буду.

– Значит, до встречи… Спасибо тебе…

Но последних слов она, по всей вероятности, уже не услышала: в трубке раздались частые гудки.

– Кто это?

– Моя однокурсница, Лиля… Мы с ней сорок с лишним лет не виделись, а вчера совершенно случайно встретились. Это ведь она нас с тобой в театр пригласила. Ну, что?.. Собирайся, Серёжа, поехали в Сокольники.

Служба ещё не началась, и народу в храме было совсем немного. За свечным ящиком сидела грузная пожилая женщина в чёрном платке с неприветливым, мрачным выражением на совершенно круглом лице.

– Здравствуйте, – обратился к ней Богомолов. – Мне очень нужно Доната повидать. Не скажете, как его найти?

– Будь здоров, мил человек, – и приветливая радостная улыбка осветила её угрюмое лицо. – Маша! – позвала она молодую монашку, которая чистой белой тряпицей протирала икону Иверской Божьей Матери. – Позови Доната, тут его товарищ спрашивает.

Слово "товарищ" в её устах и в храмовой обстановке прозвучало как-то странно и неуютно, но что поделать, если мы успели позабыть такое чудесное исконно русское обращение к незнакомому человеку, как "сударь". Выбили его из нас за сорок лет советской власти, и стали мы все без разбору "товарищами".

Монашка молча кивнула и направилась к алтарю.

– Сейчас явится. А вы на лавочке пока посидите. Видать, облачается.

Ждать Доната пришлось недолго, минут через пять он появился уже в облачении. Правда, росту он был небольшого, если не сказать маленького, и стихарь был ему заметно велик.

– Кто тут меня спрашивал? – и голосок у него оказался под стать росту, тоненький.

– Простите за безпокойство, – Богомолов поднялся со скамьи, – я товарищ Ивана Найдёнова. – И представился: – Алексей… А это сын мой… Серёжа… То есть Сергий.

– Очень рад знакомству, – закивал головой Донат. – Ну, а как меня звать-величать, вы, я думаю, знаете… Чем могу быть полезен?..

– Беда у нас… Вот у него, – Алексей Иванович кивнул на сына, – мать вчера погибла в автомобильной аварии. Послезавтра хоронить, а мы не знаем, была она в младенчестве крещена или нет.

Донат смутился:

– Об этом вам надо с батюшкой поговорить. Я, честно скажу, теряюсь и не могу вам однозначно ответить. В шесть часов служба начнётся, а следом отец Иоанн начнёт исповедовать, вот вы к нему и подойдите. На исповеди давно были?

– На Покров… У себя в деревне, а в Москве… как-то не довелось.

– Ну, а молодой человек?

– Молодой человек?.. – Богомолов взглянул на сына.

– Я никогда раньше в храме не был, – тихо сказал тот. – Я тут вообще в первый раз, – и покраснел.

– Ты чего робеешь? – строго спросил Донат. – Каждый человек однажды первый раз в храм приходит, и греха тут никакого нет, а совсем даже напротив. Да ты, небось, некрещёный, юноша?

Серёжка кивнул.

– Ничего, дело поправимое. Ты до воскресенья попостись, Евангелие почитай, на службы походи, когда от ученья свободен будешь, "Символ веры" наизусть выучи, и мы тебя окрестим. Верно говорю? – это он уже к отцу мальчишки обратился, а тот и радовался, и сокрушался. Радовался тому, что сынишка всё-таки оказался в Божьем храме, а сокрушался из-за того, что только материнская смерть заставила мальчишку переступить церковный порог.

Серёжка видел, что отцу неловко, сам испытывал похожее чувство, но не знал, что сказать, как ответить этому человеку, который, несмотря на свой небольшой рост, оказался таким решительным и настырным.

– Конечно, окрестим, – согласился Алексей Иванович. – Только при одном условии: если Сергей этого сам захочет.

– Конечно, конечно. За уши в купель тащить никого не гоже. Извините, пора мне, – заторопился Донат и, похлопав Богомолова по плечу, пошёл прочь.

"Благословен Бог наш, всегда, ныне, и присно, и во веки веков!.." – возгласил священник, и служба началась.