– Нюрка! – обрадовалась Людмилка. – Подруга, ты куда пропала?.. Мы с тобой больше месяца не виделись!..

– Я из Одессы, через два дня опять в рейс, – обстоятельно, с достоинством ответила "подруга".

– А как нас нашла?..

– Ты адрес Павла Петровича на всякий случай девчонкам в общежитии оставила. Вот по нему и нашла.

– Что Павлик?.. – с места в карьер начала допытываться Людмилка.

– Вам всем от Павла привет и, естественно, поздравления…

– Где он и как?..

– Людмила, пожалей человека!.. Дай раздеться, дух перевести, – остановил "подругу" Троицкий. – Гляди, какую тяжесть она нам приволокла!.. Думаю, арбузик килограммов на пятнадцать потянет…

– Двадцать два!.. Я сама на Привозе выбирала. Это наш новогодний подарок… – Нюра была необыкновенно горда тем, что подарок произвёл на Павла Петровича такое сильное впечатление.

Потом они сидели на кухне, пили чай с только что испечёнными пирожками Варвары и слушали Нюрин рассказ.

Вот уже три недели как Павел лежит в одесской глазной клинике. Когда в Москве Авдотья Макаровна с сыном пришла в институт имени Гельмгольца, молодой врач, осмотрев Павла, долго молчал, а потом неожиданно предложил: «Павлу операция нужна. В нашем институте таких операций не делают, а посему парня только измучают и отпустят восвояси с глазными капельками в кармане. Послушайтесь доброго совета: поезжайте в Одессу. Там в Филатовской клинике хирурги чудеса творят. К сожалению, самого Владимира Петровича уже год, как нет, но школу он создал первоклассную, даст Бог, и вашему сыну помогут. Я, конечно, могу ошибаться, но, думаю, шанс у вас всё-таки есть».

Авдотья Макаровна ехать не хотела да и не могла: уж больно от дома далеко. Но сын вдруг заупрямился – поеду, да и всё тут!.. Нюра его поддержала и даже взяла отпуск за свой счёт, чтобы проводить Павла в Одессу. Ахая, охая и стеная, Макаровна перекрестила несчастное дитятко и, как ей хотелось думать, будущую невестку, села в поезд с тяжёлым сердцем и отправилась домой к своей ненаглядной кормилице Доне, к хрюшке Фросе и её шестерым поросятам, к безымянным гусям и курам. Нельзя же хозяйство на долгое время без присмотра оставлять, а не то… Чем в лихую годину кормиться?.. Как выживать?..

А счастливая Нюра с беднягой Павлом помчались на юг, к Чёрному морю.

Поначалу дела в Одессе складывались у них не слишком удачно. Во-первых, зимой этот город теряет всю свою привлекательность и напоминает не курортный рай, а скорее место ссылки для всех неудачников и записных второгодников. Пронизывающий до костей ветер с моря, слякоть и промозглая сырость – вот главные "достоинства" зимней Одессы. К тому же в клинике свободных мест не оказалось, а чтобы попасть на приём, требовалось ждать в очереди больше двух недель. Денег у них – в обрез, а места в гостинице слишком дороги, чтобы две недели оплачивать номер за просто так. Это им было не по карману. "И что и в такой ситуации и вы собираетесь и делать?.." – роняя ошурки от семечек на засаленный цветастый халат, спросила их тётя Фира, пожилая одинокая еврейка, у которой они сняли холодную веранду за пять "рупчиков" в день. Другие бы отчаялись и опустили руки, но только не Нюра. Раз так, – решила она, – надо брать инициативу в свои руки. Оставив Павла с квартирной хозяйкой, она на дребезжащем допотопном трамвае, который каким-то чудом сохранился ещё со времён броненосца "Потёмкин", поехала на Французский бульвар в клинику, познакомилась там с такой же молоденькой, как она сама, медсестричкой, подробно, не жалея красок, рассказала ей историю Павла и попросила помощи и совета. Медсестричка Ася поохала вместе с Нюрой, попереживала и велела приехать на следующий день к девяти часам утра: "Я, конечно, ничего обещать не могу… Сама понимаешь, не велика шишка, но кое-что выяснить попробую".

Домой к тёте Фире Нюра летела как на крыльях.

Назавтра уже в половине девятого она сидела у дверей клиники. Ася опоздала совсем немного – минут на десять. "Извини, проспала, – запыхавшись проговорила она и уже на ходу крикнула Нюре: – За мной!.. Бегом!.."

Пулей влетели они в служебный гардероб, там Ася всучила своей новой подруге белый халат, после чего они так же стремительно взлетели на второй этаж и остановились перед дверью, на которой висела эмалированная табличка с надписью "Старшая медицинская сестра". "Подожди меня здесь". – приказала Ася и скрылась за дверью. Ждать пришлось недолго. Уже через пару минут заветная дверь приоткрылась, в щель просунулась Асина голова, которая прошептала: "Заходи!.." В кабинете за канцелярским столом, заваленном бумагами, восседала необъятных размеров дама лет сорока с убийственным перманентом на голове, который в народе называют "мелкий бес". Задорные завитушки явно не соответствовали внушительной монументальности её фигуры.

"Вот, познакомьтесь, Майя Семёновна, это моя подруга Нюра. Она сама вам всё расскажет. А я побежала, ладно?.. А не то мне от Аркадия Львовича влетит", – и выскочила в коридор, оставив "подругу" наедине со старшей медицинской сестрой.

"Ну, деточка, садись, – неожиданно мягким ласковым голосом проговорила Майя Семёновна. – Давай-ка мы с тобой чайку попьём. Ты, наверное, и позавтракать не успела", – и, не став слушать Нюриных возражений, сдвинула бумаги в сторону, освобождая угол стола для чаепития. Вот за чаем с глазированными сушками Нюра и рассказала ей всю историю Павла с самого начала и до самого страшного конца.

"А он для тебя кто? – полюбопытствовала старшая медсестра. – Муж?" Нюра покраснела до корней волос, но отважно вскинула голову и ответила: "Нет… Жених…" "Понятно, – кивнула головой Майя Семёновна и улыбнулась: – У тебя бумаги с собой?" "Какие бумаги?" – всполошилась Нюра. "Хотя бы медицинское заключение из института Гельмгольца у тебя есть?.." "Есть, – обрадовалась Нюра. – Конечно, есть!.. Вот оно". Медсестра мельком взглянула на бумагу, которую ей протянула Нюра, и решительно сказала: "Пошли к Аркадию Львовичу. Придётся тебе, деточка, опять всё с самого начала ему рассказать. Только постарайся покороче, самую суть. Он не любит, когда мысли, как манную кашу, по тарелке размазывают." И они поднялись на третий этаж к загадочному Аркадию Львовичу, который оказался импозантным высоким брюнетом. Ну, точь-в-точь герой из кинофильма "Мост Ватерлоо". Когда женщины вошли к нему в кабинет, он, стоя у окна, набивал табаком трубку. "У меня есть пять минут", – коротко бросил он через плечо, даже не обернувшись в сторону вошедших. Опустив все лирические детали, Нюра рассказала о ранении Павла, о равнодушии врачей в военном госпитале и, наконец, о консультации в институте Гельмгольца. Пока она говорила, красавец-врач, попыхивая ароматным дымом, внимательно изучал медицинское заключение из Москвы. "У нас, конечно, свободных мест нет?" – спросил он Майю Семёновну, выслушав взволнованный рассказ Нюрьг. "Увы! – медсестра безпомощно развела руками. – Даже все коридоры под завязку набиты." Аркадий Львович надолго замолчал. Трубка его давно погасла, а он всё сидел, не вынимая её изо рта. Думал.