Шрифт:
раскладной нож и вонзает его в грудь стоящего напротив нее оперативника. Она подбегает к Ло,
отвязывает его от дерева, и они оба присоединяются к битве. Оперативников становится все
больше, они стремительно наступают, а нас осталось всего десять. Всего лишь десять.
Я призываю свою группу отвести остальных зараженных в безопасное место — лес.
Отовсюду раздаются выстрелы. Я стреляю в ответ, целясь в одного за другим, но это бесполезно:
из аэропорта прибывает все больше и больше оперативников.
И в этот момент меня накрывает боль.
В глазах мутнеет, а все вокруг замедляется. Я замечаю ту самую девочку, которой я отдала
свой последний пузырек с сывороткой: она прячется у аэропорта, зажимая ладошками уши. Ее
колени трясутся, а слезы медленно стекают по лицу так, словно кто-то не до конца закрыл кран. Я
хочу крикнуть ей, чтобы она бежала. Хочу защитить ее. Но внезапно из моего рта вырывается
приступ кашля, кровь смешивается с желчью. Я перевожу дыхание, не слыша больше
происходящее вокруг меня. Оперативник стреляет, убивая одного из зараженных. Зараженный
стреляет, убивая одного из оперативников. Слишком много смертей. Я смотрю на маленькую
девочку, наши глаза встречаются. Я больше не могу отвести взгляд. Вижу ее слезы, и это так,
словно они мои… мои. Но я не могу плакать. Не могу дышать. Не могу пошевелиться. Я делаю
новый вдох и чувствую, как яд прожигает мои мышцы, заставляя кровь вскипеть.
Затем я слышу, как мое имя выкрикивают снова и снова. Женщина-оперативник, которую я
узнаю, но имя которой не помню, тоже это слышит, прицеливается и расправляет плечи, готовясь к
выстрелу.
— Нет! — Я узнаю этот крик, этот голос. Женщина падает, истекая кровью, а в следующую
секунду он оказывается напротив меня, хватая мое лицо, чтобы я смогла его увидеть. Он
заставляет меня на него посмотреть. Джексон держит мое лицо в руках, прижимая к себе, но я не
могу произнести ни слова.
— Не умирай. Ну же, останься со мной. Пожалуйста… — Я делаю короткий вдох. Мои
колени сгибаются, когда Джексон берет меня на руки. — Держись. Прошу, просто держись, —
Умоляет он дрожащим голосом. Он повторяет мое имя вновь и вновь, но мне кажется, что звук где-
то совсем далеко. Эта какофония противостоит спокойному пению птиц, поющих мне
колыбельную. Я борюсь с этим звуком, с тяжестью век, но мелодия так прекрасна, а сон спокоен.
Мое тело сдается, наслаждаясь мелодией. Я улыбаюсь.
А потом все проходит.
Глава 30
В голове мелькают бессмысленные картинки. Надо мной склоняется морщинистая
женщина. Рядом сидит Джексон и сжимает мою руку. На заднем фоне раздаются крики. Женщина
поворачивается, резко запрокидывает мне голову и заталкивает в рот что-то похожее на бумагу или
сухие листья. Я пытаюсь выплюнуть, но она зажимает мне рот.
— Человек, жуй. Сию же минуту.
Я начинаю отмахиваться от ее руки, а она открывает мне рот и быстро вливает в него
ледяную жидкость, поэтому у меня не остается выбора, надо либо жевать, либо глотать.
Я глотаю.
Вязкий комок спускается вниз по горлу, царапая стенки. Меня тошнит, меня сейчас
стошнит. И стоит лекарству попасть ко мне в живот, как меня охватывает агония. Пылает каждая
частичка тела. Интересно, так ли себя чувствовали сгорающие изнутри Древние, потому что
ощущение, что от этого давления мои внутренности готовы вырваться вон из кожи в любую
минуту. На лбу собирается пот, бегущий по лицу, под руками, под коленями… повсюду. Сгорая
изнутри, я взмокла снаружи. Ад, заключенный в одну капсулу.
Но так же быстро, как меня охватил огонь, на место жару приходит холод,
замораживающий вены, пока каждая частичка меня не чувствует сначала облегчение, а затем
страх. У меня онемело все тело. Я стараюсь дышать, но мне удается делать только маленькие
глотки воздуха. Начинается паника, внутри я кричу, а снаружи не могу вымолвить ни слова. Надо
мной снова появляется женщина и поднимает до конца мои полузакрытые онемевшие веки.
— Человек, видишь? — спрашивает она.