Собрание Стихотворений
вернуться

Соловьев Сергей Михайлович
Шрифт:

XIII.ПРЕДКАМ КОВАЛЕНСКИМ

Не ваша ли кровь, как огонь, разливается в жилах? В далеком потомке нежданно волнуетесь вы, О предки мои, что столетия спали в могилах Родимой Литвы? Вы, летевшие в битву, едва раздавалась команда, Обагрявшие кровью Дуная святые струи, Блестящей толпой окружавшие трон Фердинанда, О предки мои! Литовские графы, я чую ваш дух непреклонный, И гордая радость во мне заиграла ключом, При виде фамильного льва с золотою короной И с синим мечом. О гении рода, врагов моих злых истребите, Как ветер осенний срывает с деревьев листву, Сомкните щиты надо мною, и благословите Мой путь на Литву.

РОЗЫ АФРОДИТЫ [146]

Блажен, кто замечал, как постепенно зреют Златые гроздия, и знал, что, виноград Сбирая, он выпьет их сладкий аромат.

Фет

I. ПАРИС [147]

146

Цикл ст-ний под тем же загл. — Антология.

Эпиграф — из ст-ния А. А. Фета «Ее не знает свет, — она еще ребенок…» (1847).

147

Парис (с. 346). Антология. С. 211–212. Палестра — частная гимнастическая школа в Древней Греции для обучения мальчиков 12–16 лет.

Еще вчера шел дождь, и море было серо, А нынче целый день сияет небосклон, Хранима Эросом, плывет моя триэра В божественный Лакедемон. Уже который день, не покидая вёсел, Гребут товарищи, морскую зыбь деля. Для сна и отдыха ни разу я не бросил Из рук скрипучего руля. Струятся с гор ручьи растаявшего снега, Мне треплет волосы душистый ветр весны. Какая слышится ликующая нега В журчанье вспененной волны! Не страшен мне ваш гнев, кичливые Атриды. Мой жребий царственный открылся мне в тот день, Когда я пас стада в лугах родимой Иды, Свирелью прогоняя лень. Напрасно Азии великую державу Сулила Гера мне; во всех сраженьях верх Афина прочила: и почести, и славу Я с равнодушием отверг. Но тут, сорвавши с плеч пурпуровую хлену, «Ты вкусишь радости, доступной лишь богам, — Киприда молвила, — я дам тебе Елену». И я упал к ее ногам. Ни слезы матери, ни отчие седины Не задержали путь. Во прахе и крови Пусть рухнет Илион! Всё, всё за миг единый Ее божественной любви! Приама древнего прими благословенье. Уже чертог — в цветах, готов венчальный хор, И нежных ног твоих зовет прикосновенье Фиалка ионийских гор. Остановись, ладья! Как с птичьего полета, Я вижу весь узор таинственной судьбы. Привет вши, тростники священные Эврота, Палестры мраморной столбы. Кто эта женщина, прелестная, как нимфа, Стоит в кругу подруг, поднявши диск златой? В кудрях ее — венок из роз и гиакинфа… Погибни, Илион святой!

1910. 1 марта, Геленджик

II. ПОСЕЩЕНИЕ ДИОНИСА [148]

Тайный гость в венке из винограда В полночь постучался у крыльца: Отвори мне, юная менада, В дом впусти ночного пришлеца. Я устал, оборваны сандальи, Вся в пыли на посохе лоза, И полны желанья и печали Отрока бессонные глаза. С сердцем, полным ужаса и дрожи, Грудь и губы устремив ко мне, Ты не спишь на знойном, смятом ложе, Свесив ногу в кованном ремне. Как и я, ты зажжена любовью, Очи вожделением горят, И пылает жертвенною кровью Алых уст и персей виноград. Встань, возьми потир из кипариса, Тайный пир для гостя приготовь, И насыть лобзаньем Диониса Темную, взволнованную кровь. Нежная, в венке из роз и хмеля, Свой хитон на части разорви, Пей мой взор, исполненный веселья, Светлого безумья и любви. В дверь стучу. Тебя, тебя мне надо. Я устал от долгого пути. Отвори мне, юная менада, И порог лобзаньем освяти.

148

Посещение Диониса (с. 348). Антология. С. 219–220. Менада (вакханка) — спутница Вакха (Диониса).

III. ВАКХАНКА [149]

Вся — желанье, вся — тревога, Без сознанья и без сил, Ты замедлила немного, Жрица бога, чуя бога Приближающийся пыл. Грозен Вакх, когда к менадам Он нисходит: трепеща, Ты возносишь с пьяным взглядом Тирс, увитый виноградом И побегами плюща. Как любовница на ложе, Млея, кличешь: Вакх! Эвой! И тимпан из красной кожи Кружишь в сладострастной дрожи Над кудрявой головой. Ты, как жертва в час закланья, — Непорочна и свята. В персях — трепет и пыланье, Дионисова лобзанья Алчут алые уста. Ты упала с томным стоном, Звонко бросивши тимпан… Тише, с шепотом влюбленным К персям девы воспаленным Припадает юный Пан.

149

Вакханка (с. 349). Антология. С. 221–222.

IV. ВЕНЕРА И АНХИЗ [150]

Охотник задержал нетерпеливый бег, Внезапно позабыв о луке и олене. Суля усталому пленительный ночлег, Богиня ждет его на ложе томной лени. Под поцелуями горят ее колени, Как роза нежные и белые, как снег; Струится с пояса источник вожделений, Лобзаний золотых и потаенных нег. Свивая с круглых плеч пурпуровую ризу, Киприда падает в объятия Анхизу, Ее обвившему, как цепкая лоза. И плача от любви, с безумными мольбами, Он жмет ее уста горящими губами, Ее дыханье пьет и смотрит ей в глаза.

150

Венера и Анхиз (с. 350). Антология. С. 217. Анхиз — отец Энея, представитель младшей ветви троянских царей. Боги, разгневавшись на Афродиту за то, что она внушала им любовь к людям, заставили ее полюбить смертного — Анхиза, который пас стада на Иде. От их любви родился Эней.

V. КУПАНЬЕ НИМФ [151]

Посв. А. М. Кожебаткину

На золотом песке, у волн, в тени лавровой, Две нимфы, белые, как снег, с отливом роз, Сложили бережно прозрачные покровы И гребни вынули из золотистых кос. Климена нежная с Агавой чернобровой Поплыли, обогнув береговой утес, И ветер далеко веселый смех разнес, Ему отозвались прибрежные дубровы. И целый час слышны удары, крик и плеск. Но солнце низится, умерив зной и блеск, И девы стройные, подобные лилеям, Выходят на песок, который так горяч, Что им обжег ступни. Они играют в мяч, Натершись розовым, блистательным елеем.

151

Купанье нимф (с. 351). Антология. С. 218. Посвящение — Кожебаткин Александр Мелентьевич (1884–1942), издатель, библиофил, секретарь изд-ва «Мусагет», владелец изд-ва «Альциона».

VI. ПОДРУГИ

О, как завистливо любуются тобой Подруги страстные, когда из медной урны Ты ножки белые полощешь над рекой, Или плывешь, смеясь, по глади вод лазурной. Подруга первых игр и шалостей твоих, Сама невольно я тобой любуюсь, Хлоя, И, видя отроков, шепчу: кому из них В удел достанется блаженство золотое? Но я заметила, что ты с недавних пор Вся изменилась вдруг. Как будто утомленья И неги женственной исполнен детский взор, Пылает на щеках румянец вожделенья. Открой всю правду мне. Головкою к плечу Склонись, обвив меня цветущими руками. И грудь жемчужную и плечи я хочу Осыпать черными, змеистыми кудрями. Ах! что бы Дафнис дал, чтобы ласкать, как я, Две груди, чистые, как белые голубки, Шептать: «Я твой, я твой! О Хлоя, ты — моя!» Целуя сладкие и розовые губки. Признайся, уж не раз с ним целовалась ты, И перси нежные его губами смяты… Ах, и меня зажгли желанья и мечты, Которыми с тех пор горишь и млеешь вся ты. Смотри, из тростников сверкает чей-то глаз… То зритель наших игр и сторож наш прилежный, Неистовый сатир. Уж он не в первый раз Улегся в заросли, любуясь нимфой нежной. Ему пятнадцать лет. Он весел и умен, Хотя курнос и толст. Венком увенчан хвойным, И — бедный бог — себя, хотя давно влюблен, Твоих желанных ласк считает недостойным. Пойди, и с мальчиком хоть малость пошали. Принес он яблоко и грушу в дар богине, И молча на тебя любуется вдали, От солнца жгучего укрывшись в вязкой тине. Для слуха робких дев приятен дикий крик Сатира, сытого восторгом сладострастья. Лесному отроку отдай себя на миг, Чтоб задыхался он и хохотал от счастья.