В субботу с утра пораньше девочки залезли к Хелене в постель. С вечера Хелене не спалось. Она сидела у телефона. Долго. До позднего вечера. Больше не звонила. Туда. В Милан. Потом она поставила телефон рядом с кроватью. Легла с краешку. Лежа на боку, смотрела на телефон. Он зазвонил ближе к полуночи. Хелена переждала три сигнала. Чтобы никто не подумал, что она ждет звонка. Была уверена, что звонит Хенрик. Услышав голос Грегора, тут же подумала, что Хенрику теперь не дозвониться. Да? — спросила она. Да. Пусть Грегор приходит. Он же всегда приходит. В субботу с утра. Да. Она уже спала. Да. Иногда она ложится рано. Хелена повесила трубку. Она изо всех сил старалась сократить разговор. А получилось долго. Грегор заметил, как хочется ей от него отделаться. Хелена была уверена, что именно в этот момент Хенрик и пытался дозвониться. И теперь больше не позвонит. Она глядела в темноту. Ждала сна. Попыталась убедить себя, что другим людям приходится куда горше. Они всегда одни. Одиноки. Им не хватает самого насущного. Ничего не помогало. Проснулась она усталой. Девочки забрались к ней под одеяло. Пообещали вести себя смирно. Смеялись. Хихикали. Потом угомонились. Копошились потихоньку. Катарина взяла книгу и пересела на другой конец кровати. Сунула ноги под одеяло. Щекотала Хелене пятки. Потом настал покой. Катарина читала. Барбара уснула. Хелена дремала. Не услышала, как вошел Грегор. Он неожиданно появился в спальной. Он принес булочек. Размахивал пакетом с ними. Он хочет завтракать. Он голодный. Хелена медленно села. Барбара спряталась с головой под одеяло. Катарина сосала палец. Хелене было нехорошо, голова тяжелая. Не поехать ли лучше в кафе? В "Гаагу" на Верингерштрассе. Там вкусные пирожки. Зачем же он покупал булочки? — решил выяснить Грегор. Уже почти десять. Можно и встать наконец. Хелена сидела, откинувшись на подушки. Барбара к ней прижималась. Хелена сказала: "Почему бы тебе не приготовить нам завтрак? Мы тем временем оденемся. А ты встретишь нас у накрытого стола. А тут и мы". Грегор стоял посреди комнаты. Он не за тем приехал. Если бы ему захотелось приготовить себе завтрак, он бы так и сделал. Он хочет позавтракать с ними. А не готовить завтрак. Хелена была уже почти готова встать. И отправиться на кухню. Но тут прилезла Катарина. Уселась к ней на колени. Забралась под одеяло. Хотела, чтобы ее обняли. Сосала палец. "Ах. Грегор. Ты же видишь, как мы не выспались". Грегор скучливо спросил, приготовит ли она наконец завтрак. "Нет", — отвечала Хелена. Она хочет еще полежать. А потом пойти в кафе. И он может пойти с ними. Так веселее. А с булочками они уж справятся. Когда-нибудь. И вообще. С ним собиралась поговорить его мать. Пусть он к ней зайдет. Собирается ли она готовить завтрак? Грегор говорил с Хеленой так, словно она — сестра своих дочек. "Нет", — сказала Хелена. Грегор стоял у кровати. Глядел на нее сверху вниз. Барбара выбралась из-под одеяла. Совсем сонная, прижалась к Хелене. Волосы в разные стороны. Щеки разрумянились. Грегор задал тот же вопрос. Он зло смотрел на Хелену. Подошел вплотную к кровати. Хелена прижала к себе девочек. Крепко обняла. "Последний раз: ты приготовишь завтрак?" Грегор нагнулся. Над кроватью. Хелена отпустила плечики дочерей. Отодвинула Катарину. Наклонилась вперед. В ночной рубашке она чувствовала свою полную беззащитность. Она промолвила: "Нет!" и ждала удара. Грегор стоял, наклонившись над ней и детьми. Неподвижно. Напряженно. Глаза — как щелки. "Ах ты гадина!" — прошипел он. Хелена взглянула на него. Лицо Грегора налилось кровью. Он швырнул булочки на пол и вышел, громко топая. Хватил входной дверью так, что стекла зазвенели. Хелена с девочками сидели тихо. Потом засмеялись. Сперва с опаской. Потом — во все горло. Разметавшись по постели. Корчились от хохота. Долго не могли успокоиться. Хохотали и хохотали. Хелена поехала с детьми в кафе "Ландтман". Заказала все, чего только они ни пожелали. Пирожные. Соки. Шоколад. Потом они поехали в Шенбрунн смотреть бабочек в Мотыльковой оранжерее. Навестили новорожденного бегемотика. И слоненка. Они пошли к "Доммайеру". Ели сосиски. Пили лимонад. Домой вернулись к пяти. Хелена обнаружила записку от свекрови. Звонил некий герр Хайнрих. Перезвонит. И пусть Хелена переключает телефон, уходя из дому, пожалуйста. Хелену все это не интересовало. Она отключила телефон. Смотрела с девочками телевизор. Уложила их спать. Пошла в гостиную. Включила телевизор. Громко. Хелене не хотелось ничего больше знать. Никого не видеть. Ни с кем не говорить. Хотелось быть одной. Дочери ничего не сказали. Об утреннем происшествии. Хелена запретила себе повторять эту фразу. Чтобы не разреветься. Эту фразу: ты теперь тоже знаешь! Отлично. Это многие знают. Многие выносят. Ей не следует так волноваться. Ведь он никогда не бил ее по-настоящему. Ее отец был куда несдержаннее. Но. Он бы никогда не назвал ее гадиной.

В воскресенье Хелене с девочками пришлось обедать у бабушки. Дети не хотели шницелей по-венски. Мать Грегора разучилась вкусно стряпать. В один прекрасный день то, что она готовила, нельзя было больше есть. Сама она, казалось, не замечает, сколь несъедобны ее блюда. Девочки сидели над подгоревшими снаружи и сырыми внутри шницелями. Мясо неугрызаемое. Пахнет невкусно. В конце концов Хелена спрятала мясо в салфетку. Девочки пересмеивались. Бабушка бегала из комнаты в кухню. Салфетку с мясом Хелена держала под столом. Чувствовала, как та намокает. Она хотела украдкой унести мясо к себе. И выбросить. На сладкое бабушка купила мороженого. Окончился обед вполне мирно. Хелена отвела дочерей домой. Положила салфетку в кухне и вернулась к бабушке. Но та не хотела, чтобы ей помогали. Хелене вновь не удалось заговорить о еде. Пожилая дама сновала вокруг нее. Без конца повторяя, как ей все это утомительно. Чересчур. Для человека в ее возрасте это действительно чересчур. Хелене очень хотелось сказать, что они больше не станут приходить обедать. И что старухе следует признать: она — старая. И вести себя соответственно. Получалось так, что Хелена с детьми напросились на обед. Хелена раздумывала, не следует ли пойти к себе. Взять мясо. И сунуть его старухе под нос. Потом Хелена ушла и выбросила мясо. Налила себе виски и села в гостиной. Ей нужна собственная квартира. Так жить нельзя. Старуха невыносима. Хелена чувствовала, как поднимается в ней ярость. Эта фраза, будто старуха и так делает для Хелены все. И для девочек. Эта фраза. Этот попрек. Хотелось разораться. Она сидела в гостиной. Она выпила еще виски. Она поняла, как происходят убийства. В такую минуту готовой ударить руке должен только подвернуться нож. И конец. Хелена налила себе виски в третий раз. Ударит ли это по Грегору. Если она его мать… Грегор скажет, он давно это знал. Предчувствовал. Предсказывал. А поскольку он это всегда знал, то ничему не удивляется. И ничто его не задевает. Хелене полегчало. Она выпила еще виски. Не забрать ли бутылку с собой на диван? Да ну ее. Легла на диван. И представляла себе, как бы могло случиться. Она напьется. И пойдет к Грегору в институт. И расскажет всем, каков он на самом деле. Как он изменяет ей. С институтской секретаршей. Что не дает денег. Что она не знает, где он живет. Что он ее ударил. Хотел ударить. И что он говорил обо всех в институте. Все должны знать, что за свинья Грегор. Хелену разбудила Барбара. Бабушка спрашивает, что с телефоном. Хелена встала. С минуту ничего не соображала. Не узнавала даже собственную гостиную. Включила телефон. Бабушке надо просто переключить аппарат. Она не обязана быть постоянно на связи. "Бабушка сказала, запрещается выдергивать вилку из розетки!" Это Барбара произнесла укоризненно. Подражая бабушке. Хелена накричала на дочку. Оставьте ее в покое! В покое! Одну. Здесь. Раз в жизни. Дайте ей подумать. Потому что ей тоже иногда надо подумать. Зазвонил телефон. Хелена сняла трубку. Резко сказала: "Да. Слушаю". — "Хелена. Это ты?" Хенрик. Он уже уезжает. Где она была? Мог бы и раньше позвонить, бросила Хелена. Тогда можно было бы договориться о чем-нибудь. Своевременно. Он ведь знает, как это все. У нее. Разболелась голова. В висках стучало. Мигрень разливалась от затылка. Не могла бы она хоть на вокзал прийти, спросил Хенрик. Его поезд — в 19.30. Он хочет ее видеть. Он любит ее. Хелена согласилась. Ей хотелось поскорей закончить разговор. Сесть. Она пришла в замешательство. Дрожала. Все отвратительно. Она сварила кофе. Бросила в него три таблетки аспирина. Налила лимонного сока. Выпила. Дрожа. В глазах темнело. Девочки укрылись в детской. Катарина хотела прижаться к ней. Хелена оттолкнула ее и сказала: "Можешь сказать спасибо своему отцу. За все это". Знала, что не должна так говорить. И не хотела. Не имела права. Но выговорила с особым наслаждением. Девочка убежала. Хелена положила на глаза смоченную холодной водой вату. Позвала Катарину. Сказала, что не надо сегодня обращать на нее внимания. Она сегодня… Ну… Она не знает. Ей очень жалко. Сейчас она ненадолго уедет. А потом они чем-нибудь займутся все вместе. Пусть она придумает — чем. Хелена сняла вату. Дочки не было. Хелена отправилась в ванную. Глаза опухли. При помощи туши и теней Хелена пыталась справиться с краснотой. Она не помнила, чтобы плакала. Но похоже, что плакала. Хелена долго смотрелась в зеркало. Копалась. Пришлось ехать быстро, чтобы не совсем опоздать. Она ехала по Гюртелю. Быстро. Обгоняла всех, кого могла. Втискивалась в любой интервал. Меняла ряды. Водитель темного "мерседеса" просигналил ей. Впереди сидела его белокурая жена. Позади двое маленьких детей. Хелена показала ему средний палец. Перед светофором обе машины остановились рядом. Женщина на переднем сиденье возмущенно посмотрела на Хелену. Потом отвернулась. Гневалась на Хелену. Муж взглянул на Хелену. Сказал что-то жене. Хелена улыбнулась ему. Провела языком по губам. Многообещающе. Мужчина отвернулся, покачав головой. Хелена рассмеялась. Подрезала "мерседес". Мужчине пришлось резко притормозить. Хелена послала ему воздушный поцелуй.

Хелена надела темные очки. В зеркале заднего вида глаза выглядели нормально. Но в нем все всегда хорошо выглядит. Хенрик стоял у касс. Рядом с венецианским львом. Как и сказал. Хелена первой увидела его. Она вошла со стороны парковки. Через боковой вход. Он смотрел на главный вход с другой стороны. Он стоял рядом с кожаной коричневой сумкой, которую Хелена видела в шкафу. Руки в карманах. Твидовый пиджак задрался. Хенрик — высокий и стройный. Свободный. Уверенный. Пальто перекинуто через руку. Хелена подошла к нему почти вплотную. Остановилась за спиной. Тихо сказала: "Привет". Хенрик обернулся. Порывисто обнял ее. Пальто упало на пол. Между ними. Хенрик снял с нее очки. Сунул их в свой карман и поцеловал ее. Крепко обнявшись, они стояли на пальто. У Хелены перехватило дух. Она не хотела целовать его. Она не хотела обнимать его. Она только хотела спросить, почему он не звонил. Просто узнать причину. И уйти. Она не хотела больше ждать. "Я люблю тебя", — прошептал Хенрик. Хелена подняла его пальто. Хенрик взял сумку. Они направились в вокзальный ресторан. Прокуренный воздух. Пахнет сосисками и жарким. Гуляшом. Столы без скатертей. Официантка обмахнула столик влажной тряпкой. Они заказали. Хелене — белое вино с минеральной водой. Хенрику — кофе. С молоком. "Не опирайся локтями, — сказала Хелена. — Прилипнешь". Хенрик взял ее руку. Положил на стол. Накрыл своей. Официантка принесла заказ. Хелена хотела убрать руку. Хенрик удержал ее. Сжал. "Хелена. Я не звонил, потому что мне надо было обо всем как следует подумать". Глаза у него — зеленовато-карие. Того же цвета твидовый пиджак. Хелена глядела в его глаза. "И? — спросила она. — Почему вы не делаете этого заранее? Почему вы все сперва делаете. А уж потом вам надо подумать. Что, раньше подумать никак нельзя?" — "Хелена! — воскликнул Хенрик. — Послушай же меня". Он не так свободен, как кажется. И. Он влюбился. В нее. И. Он сейчас уедет. И все уладит. И. Потом позвонит. Представляет ли она, каково это ему — не дозвониться до нее. Все эти два дня. Он ведь и в Вену-то приехал ради нее. Хелена вспоминала те дни, когда ждала звонка. Те недели. Молча. Забрала руку. У него нет никаких обязательств. Чтобы он знал. Она это тоже знает. И. Нет никаких причин. "Но Хелена. Я ведь хочу. Обещаю. Обещаю тебе", — вскричал Хенрик. Он точно знает, как быть дальше. Они должны как можно скорее увидеться вновь. Лучше всего — прямо в конце той недели. Хелена не была уверена, найдет ли она время. Она вспомнила о Грегоре. Она не может больше оставлять детей на него. Он не возьмет их. Это ей точно известно. Она слышала, как он говорит, что теперь она все окончательно испортила. Если ему не хотелось что-нибудь делать, он непременно упрекал в этом ее. Это она все испортила. Может, с детьми посидит сестра. Хелена спросила Хенрика, не съест ли он чего-нибудь. Сколько ему ехать. Хенрик заказал гуляш и еще кофе. Хелена глядела, как он ест. Пусть она напишет, сказал он. Он позвонит. И тоже напишет. Ему необходимо знать, как она. Постоянно. Каждый день. Хелена прихлебывала вино. Ей хотелось удержать его. Он не позвонит. И не напишет. Если бы хотел, то уже сделал бы это. Почему же обещает? Хенрику пора было на поезд. У него не было плацкарты. Поэтому надо сесть как можно раньше. Занять место. Наверх они поднялись на эскалаторе. Он видел ее подругу. Вчера вечером. Ночью. Поздно. Он спросил ее о Хелене. Но она ничего не знала. И Пупсик сказала, она думает, что Хелена уехала. Ее муж. Муж Хелены говорил ей об этом. Хелена почувствовала, как краснеет. Кольнуло сердце. Что Хенрику обсуждать с Пупсиком. О чем Пупсику говорить с Хенриком. И при чем тут Грегор. Злость. Бессильная ярость охватила ее. Злость. Не надо было оставлять девочек одних. После вчерашней сцены. А уж Грегор. Бегает, должно быть, по городу и сплетничает с Пупсиком. Хелена повесила голову. Холодно. Она несла Хенриково пальто. Хенрик обнял ее за плечи. Их бедра соприкасались. Она чувствовала его мускулы. Напрягающиеся при ходьбе. Они шли, прижавшись друг к другу. Сейчас Хелена не задумываясь пошла бы с ним куда угодно. В какой-нибудь туалет. В отель. Если бы он попросил. Она глядела на его и свои ноги. Она хотела его. Отчаянно. Вдруг. Изо всех сил. Но дальше она ничего не представляла себе. Все представления кончались его пенисом в ней. Что потом. Как дальше. И вообще. Она ни о чем не могла думать. Хелена шла рядом с Хенриком. Чувствовала, как слабеют колени. Не стоило ей пить вина. Хенрик нашел место у окна. Поставил наверх сумку. Повесил пальто. Достал из кармана газету. Положил на соседнее сиденье. Хелена села напротив. Больше всего ей хотелось остаться. Уехать. Прочь. В другую жизнь. И в постель. С ним. На прощанье она поцеловала его в щеку. Садясь в машину, вспомнила, что ее очки остались у Хенрика. Еще было время подняться на перрон. Хелена уехала. Ей хотелось больше никогда не видеть Хенрика.

В понедельник Надольный сообщил Хелене, что в среду Нестлер приедет в Вену. В четверг придет в бюро. К этому времени ей следует войти в курс дела. И пойти с Нестлером обедать. Он не может. И. Пусть принарядится. Хелена изучала бумаги доктора Штадльмана. Все очень научное. Хелена смогла лишь прочесть статьи и исследования. Не знала, что и думать об этом. Все выглядело так, словно магнитные аппликаторы — спасение для человечества. Хелена не знала, кого спросить. Все врачи, которых она знала, — друзья Грегора. А Грегор помер бы со смеху. Узнав, чем она тут занимается. Она сидела в кабинете. Навалив перед собой бумаги. Надо позвонить Грегору. По поводу следующих выходных. И по поводу денег. И. Хорошо ли Хенрик доехал до Милана? Она набрала номер. Набирая, поняла, что выучила его наизусть. В Милане занято. Занято уже после кода Италии. Хелена принялась за список болезней, от которых помогают магнитные аппликаторы. Доктору Штадльману придется его дополнить. Возможно, понадобятся фотографии. И данные о действии аппликаторов. Хелена набросала проект. В конце приписала: первое явление Пресвятой Девы каждый день в 11.30 к раннему обеду. Заседания клуба исцеленных по вторникам. Кафе "Гавелка". Только для постоянных посетителей. Никаких инвалидов. Не хотелось дальше думать, чем это она тут занимается. Choosers are loosers [1] , подумала она. Может, это вообще дело подсудное. Следует спросить отца о соответствующих параграфах насчет шарлатанства. Господин председатель суда должен знать об этом все. Он, наверное, посоветует ей держаться от этого подальше. И будет ждать, что она попросит денег. Он всегда считал ее неспособной. При этом он как будто был уверен, что уже давал ей деньги. Во всяком случае, всегда так говорил. Хелена же не получила от него ни гроша. И не знала, возьмет ли. Он же вел себя так, словно давным-давно кормит ее. Хелена считала, что с его стороны это очень умно. Как же ей просить о том, что — как он полагал — ей уже дано. Он был убежден в собственной правоте. Деньги — при нем. А она не получит ничего. Это-то и было целью, думала Хелена. Она стояла в подвенечном платье. Вся свадьба устроена лишь для родителей и матери Грегора. Отец в дверях. Он отобрал у нее ключ от дома. "Ты знаешь: если уйдешь — возврата не будет никогда", — сказал он. Но. Я-то знаю, господин советник, что имелось в виду. Я знаю, на что вы намекаете. Я должна забыть. Должна бы забыть. Все забыть. И быть благодарной. Должна быть благодарной, что меня всего лишь били. Швыряли на кровать и били. Наверное, он еще и гордится, что держал себя в руках, думала Хелена. Она не знала даже, бил ли отец ее сестру. Говорилось, что она должна слушаться. А не перечить. Тогда бы ей тоже было лучше. Хелена сходила за кофе. Спросила фрау Шпрехер, что поделывает кот. "Умирает!" — сказала фрау Шпрехер. Хелена вернулась к себе. Снова попыталась позвонить в Милан. Опять занято. Кофе жидкий. Хелене хотелось сбежать. Канцелярские принадлежности. Необходимо срочно купить канцелярские принадлежности. Она отправилась в кафе "Прюкль". Съела гуляша и выпила пива. Не спивается ли она? Пиво помогло проглотить комок в горле. Хелена спряталась за "Зюддойче-цайтунг". Минуту просто дышала, закрыв глаза. Может, она и вправду будет лучше себя чувствовать, если немножко поправится. Гуляш она съела просто потому, что нужно есть. А пива она обычно терпеть не может. Стало быть, спивается. На обратном пути Хелена купила канцелярские принадлежности. Три большие коробки скрепок.

Нестлер прилетел из Цюриха. Хелене пришлось купить кофейные ложечки. Старые совершенно невозможны, сказал Надольный. Разве она сама не видит. Это, собственно говоря, ее дело. Культура. Тогда Хелена купила ложечки у Распера на Грабене. Счет Надольного не воодушевил. Почему так дорого. "За красоту надо платить, герр Надольный", — сказала Хелена и одарила его лучезарной улыбкой. Нестлер появился в четверг утром. Он был среднего роста. Очень строен. Очень дорого одет. Тройка. Галстук точно в тон. Легкие итальянские туфли. И дорогие носки с ярким рисунком. Уселся, и штанины высоко задрались. Видны загорелые, поросшие черными волосами икры. Он вообще был загорелый. Хелена принесла кофе. Мужчины беседовали вполголоса. Хелену позвали к телефону. Фрау Шпрехер стояла в дверях с таинственным видом. Это Хенрик. С телефоном что-то невозможное, сказал он. Он никак не может до нее дозвониться. Вечером. Сможет ли она перезвонить вечером. Он любит ее. Она ему нужна. Хелена слушала. Ей особо не поговорить: фрау Шпрехер слушает. Да. Она позвонит. Сейчас не может. И положила трубку. Она ждала этого звонка четыре дня. Пора с этим кончать. Она больше не может. Ждать. Она не может только ждать. Другие переживают это как-то легче. Пупсик, кажется, никогда еще никого не ждала. Хелена ей завидовала. Она чувствовала, что постоянное ожидание выпило ее душу.

Хелене пришлось идти с Нестлером обедать к "Захеру". Он и остановился там же. Хелена просветила его насчет жаркого из огузка и дебатов по поводу настоящего торта от Захера. Главное в том, смазан ли торт вареньем сверху, под глазурью, или же им прослоены коржи. Какой из захеровских тортов является в данном случае подлинно захеровским — это в Австрии решается в судебном порядке. О варенье спору нет. Тут все единодушны. Варенье непременно должно быть абрикосовым. Нестлер был немцем, а не швейцарцем. Как полагала Хелена. В Швейцарии он живет из-за налогов. Объяснил Нестлер. В Швейцарии деньги пока кое-что значат. Состояние он сделал в Канаде. Древесина и сельхозпродукты. И в Южной Африке. А теперь он вкладывает деньги в проекты, которые выглядят многообещающими. Как магнитные аппликаторы. Что Хелена думает о докторе Штадльмане. Он спрашивает, потому что Штадльман от нее в полном восторге. Штадльман считает ее, фрау Гебхард, добрым человеком. Это правда? И он тоже думает. Что она. Что Хелена. Ему ведь можно называть ее Хеленой, он привык к этому в Америке. Итак. Он тоже думает. Уж с ней дело пойдет. Надольный прав. Она отлично подходит для такого дела. Итак, он на нее полагается. Ясно, доктор Штадльман — гениальный ученый. Но уж эти гении! Она ведь тоже понимает, в чем тут дело. В практической сфере они не сильны. В делах. Финансах. Такие люди легко о них забывают. Вот это и будет ее задачей. Доктора Штадльмана надо опекать. А он, Нестлер, хочет постоянно быть в курсе дела. И даже того, как чувствует себя доктор Штадльман. Все это важно. Для успеха. Знакома ли она с женой Штадльмана? Хелена покачала головой. Она вообще ничего не знала ни о какой жене. Да. Да. Нестлер кивнул. Жена и двое детей. Но эта женщина. Она ничуть не сочувствует делу. Она прямо-таки мешает мужу. Ведь ученому нужен кто-то, кто в него верит. Стимулирует. Подталкивает вперед. Так сказать. А магнитные аппликаторы — дело серьезное. К тому же прибыльное. А иначе дело и не пошло бы. Законы рынка. Если дело бесперспективное, так и денег на него не найдешь. Он ведь деловой человек. Поглощая обед, Нестлер оглядывал мраморный зал Захера. Хелена показалась себе дурой. Он читает ей лекции. А ей и ответить нечего. Отлично. Она у него на службе. Но. Поручая ей следить за доктором Штадльманом и окрылять его, он пожирает глазами сногсшибательную блондинку. Что сидит в углу. С пожилым мужчиной. От десерта Хелена отказалась. Но рюмку коньяка выпить пришлось. "За сотрудничество", — провозгласил Нестлер.

Вечером Хелена позвонила в Милан. Женский голос ответил: "Pronto". Хелена повесила трубку. Снова набрала номер. Вслух повторяя цифры. Та же женщина ответила то же самое. Хелена снова повесила трубку. Когда дети уснули, Хелена уехала из дому. Поехала в Лаксенбург. Долго гуляла по парку. Около полуночи. Нигде никого. Машин тоже. Месяц плыл лодочкой на юго-запад. Небо затянуто дымкой. Звезд не видно. Обрывки облаков бледно отсвечивали красно-оранжевым в огнях Вены. Сразу за дворцом начиналась аллея. Ее тесно обступили деревья. Хелена шагнула в черный тоннель. Задержалась. Глаза привыкали к темноте. Но где под деревьями проходит аллея, Хелена почти не различала. На ней были кроссовки. Она шла неслышно. Беззвучно шла сквозь тьму. Здания и статуи — неясные тени. Пруд — тускло отблескивающая плоскость. Скрипящие и шелестящие деревья. Ветер в листве. Монотонный шум с шоссе. То и дело кричит сыч. Хелена присела на парапет моста. Рядом с одним из огромных рыцарских шлемов. Такой вполне мог бы упасть во двор замка Отранто. Наверное, надо уйти с работы, думала Хелена. Болтала ногами. За спиной — темнота. Она пока еще недостаточно долго работает. Не получит пособия по безработице. А другой-то работы нет. Она ведь искала. И эту-то нашла случайно. Ей следует подать в суд на Грегора. На алименты. Но Грегор угрожал ей. Он уничтожит ее. Если она осмелится на что-либо подобное. Он грозил, что отберет детей. Придется терпеть. Как — непонятно. И. Отправиться к отцу. Признать, что замужество было ошибкой. Хотя именно отец настаивал на замужестве. Ну да. Ошибкой было выйти замуж за этого человека. И такой молодой. Ну да. Знакомые мужчины отговаривали ее. Ей сразу рассказали, что весь город знает о похождениях Грегора. Ну да. Ошибкой было так рано заводить детей. Хелена закинула ноги на парапет. Встала, прислонившись к шлему. Смотрела вниз на пруд и готический замок. Потом спрыгнула на дорожку. Она не уволится. Ошибок не было. Не было ложных шагов. Все было правильно. Дети — это правильно. Она все сделала правильно. Хелена прошла вдоль большой лужайки. Присела под деревом. Над лужайкой было чуть светлее. Под деревьями — непроглядная тьма. Хелена сидела. Никто в целом мире не знал, где она.

Хенрик не позвонил. Впрочем, все равно Хелене не с кем было бы оставить девочек. Бабушка уехала на экскурсию со своей общиной. О Грегоре ничего не слышно. Она поехала с дочерьми к замку Кройценштайн. Замок виден уже с дороги. Он был перед ними все время, что они ехали от Корнойбурга до Штокерау. Девочки подпрыгивали от нетерпения. Повторяли все, что знают о рыцарях. Из Микки Мауса и Астерикса. Из детских книжек. И сказаний. Последние шаги до ворот замка они пробежали бегом. Свежая зелень танцевала на теплом апрельском ветру. Белые цветы на кустах. В траве — фиалки и примулы. Дети стояли на подъемном мосту. Барбара немедленно собралась залезть на перила. Хелене пришлось взять ее за руку. В переднем дворе ждали другие родители с детьми. Сейчас будет экскурсия. Без экскурсии в замок нельзя. Хелена заплатила. Экскурсовод. Пожилой мужчина. Толстый. В штанах до колен и красном жилете поверх рубашки в красно-белую клетку. Он отечески взирал на детей. Он проводит эту экскурсию только для них. Только для детей. Родители пусть держатся сзади. Дети вдруг стали самыми главными. Они протиснулись между родителей вперед. Мужчина повел их во двор. Рассказывал историю замка. Как в прошлом веке один коллекционер скупил отдельные части. А потом из них создали это потрясающее здание. Потом он подвел детей к деревянной дыбе во дворе. Вот тут у него кое-что интересное. Он уложил на дыбу Барбару. Потом разъяснил остальным детям, как к ней привязывали ведьм. И вот этим вот колесом. Тут сбоку. Этим колесом их почти раздирали на куски. И ведьмы быстренько во всем сознавались. Мальчики интересовались технической стороной. Как канаты прикрепляли к колесу. Барбара встала. "Ведьм не бывает", — сказала она и отряхнула джинсы. "Ах, — произнес мужчина, — откуда тебе знать, этакой малышке". Барбара взглянула на него. "А ты откуда знаешь? Ты это учил?" — спросила она. "Я здесь живу", — поучительно отвечал тот и повел группу по двору. Приводил даты. Когда и где купили какой фрагмент замка. Потом они пошли в оружейную. В длинном широком коридоре стояли, давая узкий проход, пики и копья. Сверкающие наконечники насажены на пунцовые древки. Темно-красный лес орудий убийства окаймлял путь. Экскурсовод объяснял назначение всех видов оружия. Потом — орудия пыток. Ошейники и все прочее, чтобы заставить женщин молчать. Тут экскурсовод адресовался преимущественно к мужьям. Давал им разнообразные инструкции, как можно было обходиться с госпожой супругой. Тогда. Инструкции встречались искренним смехом. У Хелены перехватило дыхание. Не сглотнуть. В животе. В самой середине. Там что-то болезненно сжималось при взгляде на каждое новое орудие. Все подлинное. Все бывшее в употреблении. Оружие — тоже. Экскурсовод все время твердил об этом. "А вот. Господа. Это капюшон последнего палача, — разглагольствовал он. — Девушки, осмелившиеся до него дотронуться. Они в течение года выйдут замуж. И родят". Смех. Хелена дотронулась до капюшона. Фетр. Пыльный. Катарина прижалась к ней. Хелена взяла девочку на руки и немножко пронесла. Катарина устраивалась поудобнее. Цеплялась. К ним подошла Барбара. Так скучно. Хелена согласилась. Некоторые ребята принялись изображать поединки. Чтобы привлечь внимание экскурсовода. Остальные сбежали к родителям. В кухне стало чуть интереснее. Сколько кур можно зажарить. И, наверное, Золушка тоже трудилась на такой вот кухне. Дети устали. Разнылись. Средневековые уборные. Будуары. Кровати с балдахинами. Библиотеки. Мебель. Они больше не хотели смотреть. Хотели есть. Хелена задержалась ненадолго. Хотела подробнее рассмотреть шкаф. Группа прошла дальше. Хелена не знала, куда идти. Катарина и Барбара держались за руки. Катарина сосала палец. Барбара все спрашивала, когда же они пойдут кушать. Когда можно пойти в кафе. Ей хочется в туалет. Очень. Хелена пошла не в ту сторону и оказалась у выхода. Ворота заперты. Остальные подошли только через десять минут. Они не посмотрели пушки, сказал экскурсовод. Он стоял в воротах, протянув руку. Хелена обогнула его справа. Не дала на чай. Мужчина ехидно взглянул на нее.