Почему никто не подумал, что когда-нибудь кто-то сократит до инициалов?

Спасибо тебе за поездку в Вильямсберг, это было очень интересно, я очень много узнала нового. Спасибо за платье, за туфли, за гусиное перо, за чернильный порошок, за писчую бумагу, сургуч и печать, за книгу про Покахонтас и за все еще, о чем я забыла здесь написать. Твой друг – Эшли Сильвер.

P.S. Я знаю, что на самом деле я тебе не «друг», но непонятно было, как написать. Просто «целую» – как-то неправильно было бы…

Еще в почте письмо из «Лоджа».

Уважаемый Родственник Пациента!

На недавнем заседании совета директоров было принято решение изменить статус нашего учреждения. «Лодж» из центра ментального здоровья с госпитализацией пациентов превращается в место проведения конференций руководства и семинаров. Такое решение подразумевает смену назначения организации: из лечебного учреждения она превращается в заведение для мотивационных и организационных собраний.

Как Вам известно, «Лодж» служит своим пациентам, их семьям и всему нашему обществу почти пятьдесят лет. Реорганизация его является существенным сдвигом в направлении работы служб ментального здоровья и связанных с ним медицинских служб не только в данном учреждении, но и в масштабах всей страны: госпитализационные схемы лечения сменяются более амбулаторно ориентированными, основанными на интенсификации взаимодействия пациента и общества.

В тесном сотрудничестве со всеми нашими пациентами и их родственниками мы делаем все от нас зависящее для беспрепятственного возвращения пациентов в домашнюю среду либо их перевода в наиболее подходящие для них учреждения. Мы надеемся завершить процесс перевода до конца августа и будем поддерживать с Вами контакт в индивидуальном порядке по поводу того, каким образом лучше этот перевод осуществить. Мы понимаем, что получение письма подобного рода может вызвать целый спектр эмоций и вопросов, и рады предложить Вам без стеснения обращаться к нашему главному врачу или в наш офис по связи с общественностью с любыми вопросами, которые могут у Вас возникнуть.

Поскольку данное известие было несколько неожиданным, мы приносим свои извинения за почтовую рассылку, но хотели бы связаться с Вами до того, как новость попадет в СМИ.

Наша глубочайшая благодарность за то, что допустили нас в свои сердца, дома и умы.

Искренне Ваш,

Джон Тревертани,

Генеральный директор «Лодж, инк.»

Я звоню.

– Мы пытались связаться с вами примерно десять дней назад, – говорит Розенблатт. Ясно, что он и есть назначенный «отвечатель». – Но к телефону подошел кто-то другой и сказал, что вы уехали на историческую экскурсию, а он не может разговаривать – должен помочь котятам «сходить». Он предложил, чтобы я перезвонил и оставил подробное сообщение на автоответчике, но я из соображений врачебной тайны решил выждать неделю и позвонить вам снова.

– Это был человек, который за животными присматривает. Я уезжал, а кошка родила котят.

– А, – говорит он. – Ну, в общем, я вижу, письмо вы получили. Мы уже связывались с адвокатом Джорджа, еще с некоторыми людьми из прокуратуры штата – поговорить о том, как теперь можно было бы устроить Джорджа. Учитывая, что первый набор обвинений снят, но Джордж ожидает суда по обвинению в убийстве, вы его можете перевести в другое учреждение «больничного» типа. От разговора с адвокатом у меня осталось впечатление, что они хотели бы держать его подальше от традиционной тюрьмы столько, сколько это будет возможно. Вероятно, хотят попробовать что-то «нетрадиционное». Но еще должен добавить, что я говорил с Джорджем, и, положа руку на сердце, могу сказать, что ему надоело находиться на больничном режиме. Боюсь, его сопротивление участию в таких видах деятельности, как групповая терапия, трудовая терапия, приобретение навыков и прочее, может быть отражено в отчетах как неподчинение, что отрицательно скажется на ходе судебного дела.

– Вы намекаете, что он филонит на шитье рукавиц?

– Вроде этого. Он не умеет сыгрываться с другими.

– Никогда не умел. Вы говорили что-то про нетрадиционный метод?

– Да, – говорит он. – Я тут выясняю с некоторыми людьми на уровне штата, не хотят ли они взять его в одну свою пилотную программу. Она достаточно необычна, и я не уверен, что готов рассказывать подробнее, пока сам получше не разберусь. Наверное, вскоре мы сможем поговорить снова.

– Я на месте.

– Я тоже на месте, до августа, – сообщает он. – Потом – непонятно.

Непонятно – это слабо сказано.

Я чувствую, что мне не хватает нормального. Обыденного, рутинного. Банального. Комфорта жизни, которая иным может показаться назойливо-скучной. Много лет я с понедельника по пятницу ел на завтрак одно и то же: два ржаных тоста, один с маслом, другой с апельсиновым джемом, хлеб всегда один и тот же, один и тот же джем, одно и то же масло. По субботам – яйцо с хлебом, по воскресеньям – либо блинчики, либо французский тост.

Семейные ритуалы оживляли нашу с Клер жизнь. Нам было в удовольствие ходить ужинать по пятницам, оставаться дома по субботам, привычно смотреть утреннее кино и заказывать китайскую еду на дом по воскресеньям. Если же добавлялось что-то новое или отличное от прежнего, это обсуждалось с той точки зрения, как оно изменит нашу обычную жизнь, наше расписание.

Но сейчас жизнь у меня – как бесконечное свободное падение, штопор, замедляемый лишь просьбами что-то сделать для кого-то другого. Если бы не дети, собака, кошка, котята, растения – я бы полностью рассыпался.

Из чистого любопытства звоню в департамент социальных служб округа и спрашиваю, что нужно, чтобы стать приемным родителем. Среди моих вопросов есть такой: «Обязательно принимать любого предложенного ребенка или можно выбирать?»

– Мы очень тщательно выбираем, куда помещать детей, – отвечает мне женщина.