Завидя приближающихся Миню и Дарью, промокшую насквозь, он оперативно разжигает костёр.

— Ог-г-гонёк! — выбивая зубами звонкую барабанную дробь, радуется девушка. — Т-т-тёпленький. А в-вода в этом ручье — л-л-ледяная. Спасибо, К-к-красава, за к-к-костерок…

— Не за что, напарница. Согревайся. Потом снимай сапоги, иди в палатку, раздевайся и выбрасывай наружу мокрую одежду. Я её хорошенько выжму и развешу у костра на просушку. И вторую палатку установлю.

— А…. Э-э-э…

— Избавившись от мокрой одежды, хорошенько, без дураков, оботрись полотенцем. После этого заворачивайся в брезентовый плащ, возвращайся к костру и грейся дальше. Ничего хитрого. А Миня, пока я буду твоей одёжкой-обувью заниматься и палатку устанавливать, что-нибудь на ужин сварганит.

— Ага, соображу, на. Не подведу…

Даша уходит в палатку.

— Помог бы девице, на, — сально усмехается Михась. — Раздеться там…. Ну, и согрел бы, на, понятное дело. Как и полагается в таких случаях.

— Заткнись, морда. Убью.

— Молчу-молчу, на…. Шуток совсем, атаман, не понимаешь?

— Понимаю. Поэтому пока и не пристрелил. Цени…

У костра — с чёрным посохом в зубах — появляется Мухтар: склоняет лобастую голову к земле и, разжав зубы, аккуратно кладёт посох на землю. А после этого, виновато глядя в сторону, выдаёт:

— У-у-у…. Тяф-ф…

— Ладно, старина, не расстраивайся, — утешает собаку Олег. — Ну, не успел Дашуту ухватить зубами за шиворот. Бывает…. Всё равно — молодец. Вот, шаманский посох спас. Хвалю.

— Гав!

— Хороший пёс. Спора, на, нет — Михась, прихватив походные котелки, направляется к ручью. — Сообразительный, на. Жаль…

— Чего — жаль? — удивляется Олег.

— Ничего, Красава, на. Это я так, о своём. Не бери, на, в голову…

Одежда высушена. Ужин завершён. Грязная посуда помыта. Миня ушёл спать в «мужскую» палатку. Даша и Мухтар — в «женско-собачью».

Олег сидит на замшелом валуне у догорающего костра: так, размышляет о всяком и разном, да лениво посматривает по сторонам.

Тёмно-аметистовые вечерние сумерки постепенно сменяются угольно-чёрной ночью. Высокое небо покрывается множеством голубых и светло-жёлтых звёзд-звёздочек.

— Жёлтые, они крупные, — шепчет Олег. — И их мало. А голубые, они, наоборот, мелкие и совсем крошечные. И их — без счёта…. Голубые, наверное, это знаменитый Млечный Путь. Не иначе… Красиво здесь, конечно. Только красота эта какая-то тревожно-задумчивая и суровая, не обещающая — на ближайшее время — тихой и спокойной жизни.

Где-то на северо-западе, словно бы соглашаясь с беглецом, длинно и тягуче грохочет далёкий гром…

Утором, наспех позавтракав, они продолжают путь.

Через час, когда ледник остаётся позади, начинается подъём: тягостный, трудный, затяжной и утомительный. Подошвы сапог скользят на мокрых камнях. Ноют усталые плечи. Острые грани скал впиваются в ладони и колени…

Только после пополудни путники вновь оказываются на ребре хребта. Вернее, на относительно ровной площадке, расположенной на ребре одного из хребтов, вытянувшихся длинными извилистыми линиями (если смотреть на всё это горное безобразие из космоса), с юго-запада на северо-восток. Или же, наоборот, с северо-востока на юго-запад. Тут, уж, как кому больше нравится…. Уточняю ещё раз. На ребре самого низкого — из нескольких — хребта…

— Привал, хрр, — избавляясь от рюкзака, объявляет Олег. — Фу, подустал я что-то…. А также и ранний обед. Проголодался я что-то. В том плане, что целую кучу калорий подрастерял. Надо срочно восполнить их запас. Пока в обморок не грохнулся…. Дашут, что с тобой?

Девушка — на краю горной площадки, так и не сняв с плеч котомки, — напряжённо всматривается на восток.

— Эй, Дашута!

— Да, Красава?

— Что высматриваешь-то?

— Уже высмотрела. Иди сюда, покажу.

Олег подходит.

От гребня горного хребта, на котором стоят беглецы, к предгорьям спускаются, беспорядочно петляя между разномастными горами, горушками и конусами вулканов, четыре извилистые лощины.

— Смотри южнее правой крайней, — советует Дарья. — Видишь?

— Ага, точно. Вот же она, горка, похожая на большого спящего медведя: два характерных уха, короткая правая лапа, прикрывающая морду…. Глазастая ты у меня.

— А то…

Подходит Михась и через минуту подтверждает:

— Действительно, на, каменный мишка. Чудны дела твои, Светлая Тень. Ох, и чудны, на…. Что будем делать, атаман?

— Как это — что? По-быстрому перекусываем. Становимся напротив «медвежьей» горы. Разворачиваемся на сто восемьдесят градусов. И, не теряя времени, следуем-шагаем на запад…

— Бух, бух, бу-бух! — разносится над Срединным хребтом.

— Бух-х-х-х, — подключается чуткое горное эхо. — Бу-бух-х-х-х…

Гул затихает.

— На запад, на? Не теряя времени? — язвительно бормочет Миня. — В самое пекло? Ну-ну…. На небо-то, на, смотрели?

Небесная «картинка», действительно, неутешительная. И это — по меньшей мере.