Шрифт:
Каталку с забинтованным человеком благополучно погрузили в лифт, и Клавдия Семеновна повеселела.
– А куриный бульончик ему можно? Передачки-то хоть принимают?
– Надо уточнить, но я считаю, что куриный бульончик окажется кстати.
Женщина вскочила.
– Ничего я не стану уточнять! Меня к Васечке не пускают, его ко мне не выпускают, если еще и бульончик не передадут, ой, пожалеют!
Следователь не сомневался, что пожалеют, ой, как пожалеют.
– Я побежала на базар за домашней курицей. Больной должен пить бульончик только из домашней курицы, вы меня поняли?
Следователь задумался и запоздало кивнул в тот самый момент, когда собеседница скрывалась за больничными дверями.
Клавдия Семеновна, обретя душевное равновесие в размышлениях о правильной курице, сразу же его растеряла, стоило ей оказаться за пределами больницы. Там, на диванчике в холле, она чувствовала себя гораздо увереннее, заряжаясь спокойствием от невозмутимого толстого полицейского. А на улице, среди потока машин, ее охватило отчаяние и страх. Отчаяние от безысходности – отродясь она такого чувства не испытывала! – и страх за здоровье Васечки – тоже ей неведомый: мальчик, с виду хлипковатый, никогда не болел серьезно и очень редко – несерьезно.
Одной ей не справиться! Нужна помощь влиятельного человека.
Квартирка Василия Денщикова – комнатка в 16 метров, 5-метровая кухонька и тесный совмещенный санузел – поразила Петра Петровича уютом и обустроенностью. Полы вымыты, цветы в пятнадцати горшках кажутся вполне довольными жизнью, даже окна – и те блестят.
Холодильник заполнен продуктами, а полная кастрюля борща и миска с печеночными оладьями говорили о том, что хозяин знает, как найти этим продуктам применение. Василий, похоже, не доверял полуфабрикатам, считая их или слишком дорогими, или невкусными. А может быть, просто любил готовить.
Следователь открыл морозильник. Мясо разложено по небольшим, чтобы лишнего не размораживать, целлофановым мешочкам – на один обед. Здесь и кости для супа, и нарезанная на куски мякоть для жаркого, и фарш для котлет. А еще два пакета с налепленными маленькими, слегка кривоватыми, пельмешками. Еду Василий готовил явно для себя, поскольку кухонный шкафчик испытывал определенный недостаток посуды. Пара тарелок, пара чашек, несколько вилок и ложек – не тот набор, с которым принимают гостей.
Окончательно следователя добили две банки с квасом, бродившие на подоконнике.
Словно не молодой человек здесь живет, а домохозяйка-хлопотунья!
Но содержимое шкафа-купе свидетельствовало о том, что здесь обитает все-таки молодой человек, которому к тому же небезразлична собственная внешность. Внушительный гардероб наверняка требовал немалых вложений. Возможно, именно рациональное ведение домашнего хозяйства позволяло Василию модно одеваться, поскольку на зарплату дворника особо не разгуляешься. Многочисленные рубашки и футболки, носки разнообразных цветов, джемперы и свитера, пять пар джинсов и три костюма – все чистое, отглаженное, на своих местах. А еще четыре куртки и плащ. Обувь начищена и разложена по коробкам.
Петр Петрович терпеливо, не торопясь, сантиметр за сантиметром, обследовал шкаф. Должны же быть у молодого человека какие-то тайны личной жизни! Письма или фотографии – все то, чем Василий мог дорожить, но, зная характер Клавдии Семеновны, прятать от ее суровых глаз.
Так и есть: в одной из коробок с надписью «Конспекты» обнаружился пакет, а в нем – фотоальбом.
На всех фотографиях смеется девушка из парка.
Вот она в узком и длинном, до пола, красном вечернем платье, с накрашенными, как у женщины-вамп, губами.
Вот вся в бантиках, оборочках и тесемочках – эдакая барышня-крестьянка.
А вот в купальнике, играет солнцезащитными очками и смотрит в объектив призывно и дерзко.
На обороте каждой фотографии – печать: «Модельное агентство «Мистер и миссис Стиль».
Следователю захотелось вскочить и помчаться прочь из квартиры, прижимая к груди добытый трофей, но он пересилил себя и продолжил обыск.
Помещение угнетало теснотой. «Меня бы на недельку поселить в квартирку такого размера, я из нее быстро склад сделаю, – подумал Петр Петрович. – Я большие-то пространства без усилий загромождаю».
Кроме шкафа-купе, в комнатке имелся еще стеллаж с книгами, а также диван, журнальный столик и тумбочка с телевизором.
На тумбочке стояла большая черно-белая фотография в рамке – молодая симпатичная женщина в осенней куртке несмело улыбается на фоне моря. На ее плече лежит мужская рука – тяжелая, с толстыми квадратными пальцами, с массивным перстнем в виде русалки. Никакой зелени изумрудов, никакого темно-желтого золота – все только черное и только белое. Но описание бармена точно: губы русалки кривятся в наглой усмешке, а глаза того и гляди вылезут из орбит. Сам мужчина в кадр не попал.