– Не гневайся, батюшка! – испугался брянский купец. – Я пришел сюда не только по торговым делам! Просто мой язык такой корявый, что я не могу выразить свою мысль! Я страшно боюсь твоего гнева!

– А ты не бойся, пузатый купчина! – усмехнулся Иван Калита. – Говори все по порядку. Какое у тебя ко мне дело?

– Я по очень серьезному делу, батюшка, – опомнился Мордат Нечаевич. – У меня с собой литовская грамотка, написанная по-русски…Эта грамотка от знатного литовца смоленскому князю…

– Грамотка?! – подскочил со своего кресла князь Иван. – Где же она? Показывай!

Купец встал, распахнул полы своей овчинной шубы и, перекрестившись, вытащил из-за пазухи свернутый в рулон, обвязанный красной шелковой лентой, пергамент. Подняв обеими руками над головой желтоватый свиток, купец приблизился к князю и встал на колени. Князь Иван взял из его рук таинственную бумагу, сорвал поспешно ленту и, развернув верх рукописи, замер.

– Иди-ка сюда, Родион Несторыч, – сказал он дрожавшим от волнения голосом, – и взгляни на это письмецо!

Седовласый боярин, сидевший во втором ряду, встал со своей скамьи и, кряхтя, подошел к княжескому креслу.

– Это письмо от самого Гедимина! – буркнул он, осматривая пергамент. – Ивану Смоленскому! Тут такие слова! О дружбе и любви со Смоленском! Здесь упомянут и дмитровский князь Борис!

– Борис! – вскричал, торжествуя, Иван Калита. – Ну, теперь они все в моих руках! Мне давно была нужна такая грамотка! Я не знал, что и этот Борис пребывает в союзе с поганой Литвой! – Московский князь так обрадовался, что забыл, что вот-вот сам породнится с великим князем этой «поганой Литвы»!

– Где же ты добыл эту грамотку? – спросил со строгостью в голосе боярин Родион, глядя на брянского купца. – Это непростое дело!

– Мы с моим младшим сыном Олданом возвращались в Брянск из далекой Волыни, – промолвил все еще дрожавший от страха купец. – А когда проехали Чернигов, к нам пристал один знатный литовец, тяжело раненный. Он рассказал нам, что везет в Смоленск, через брянские земли, грамотку. Но по дороге на него напали конные татары и перебили стрелами всех его людей…Он же сам, будучи раненым, сумел с большим трудом ускакать от погони. Ну, мы взяли с собой того литовца и поместили его на телегу: несчастный уже не мог ехать верхом. Вскоре он скончался с жестокими муками! И перед смертью, пребывая в горячем бреду, просил доставить эту грамотку в Смоленск, предлагая изрядную мзду!

– Почему же ты привез ее сюда, в Москву? – удивленно бросил князь Иван. – Туда же ведет другая дорога?

– Да так получилось, мой господин, – нахмурился брянский гость. – Литовец еще сказал перед смертью, чтобы мы не посмели отвезти это письмо в Москву! Он очень боялся вашей Москвы! Вот я и решил поехать к вам! Поганый литовец – враг православным людям! А если он наш враг и боится Москвы, значит, вы – правые! С тобой сам Господь! Я вернулся в Брянск, снарядил большой обоз, якобы для торговли, и отправился в Москву!

– Я благодарен тебе, купец Мордас, или Мордат…, – кивнул головой довольный московский князь, – и не забуду твое доброе дело! Напишите-ка ему, люди мои, – князь поднял голову, глядя на бояр, – послабление от пошлин! Даже совсем освободите его на этот раз! Приезжай к нам в любое время, добрый купец! Ты у нас всегда будешь иметь и доходы, и должное почтение…А если захочешь, так совсем сюда перебирайся…Мы всегда тебе рады за эту важную услугу! Ну, ступай же, славный Мордат, и подожди в простенке мою бумагу…

– Благодарю тебя, великий и могучий князь! – заорал, ликуя, брянский купец, бросаясь в ноги великому князю и целуя его сапоги.

– Ну, мои верные люди, – сказал князь Иван, как только краснорожий толстяк удалился, – теперь в моих руках и этот беспокойный князь Дмитрий Брянский! Вы видели этого пузатого купца? Вот это молодец! Такую грамотку нам доставил! Это нам очень выгодно! Мы теперь так поссорим этого Дмитрия с Иваном Смоленским, что татарский поход будет детской игрой! Я отдам эту грамотку царю Узбеку и скажу, что Дмитрий Брянский продал ее нам за изрядную мзду и, таким образом, отдал Ивана Смоленского на расправу! Пусть государь увидит, насколько лжив и бесчестен этот Дмитрий! Надо же, изменил своему брату! И за что? За пригоршню серебра!

В декабрьскую стужу 1333 года князь Дмитрий Брянский ехал впереди большого войска на Смоленск. Рядом с ним на крепких коренастых лошадях величественно восседали татарские военачальники – Чиричи и Голутай, покачивавшиеся и дремавшие в седлах. За военачальниками следовали конные татарские воины, численностью в два тумена, с большим обозом, подготовленным для погрузки захваченной добычи и пленников, а замыкали шествие два брянских полка, тоже конных, по пятьсот воинов каждый. Один отряд был представлен княжескими дружинниками, а другой – ополченцами, в большинстве своем «охочими людьми», добровольцами. Но были в ополчении и призванные в его ряды «княжеской волей» холопы и даже «ночные тати», выпущенные из темницы и одетые в воинские доспехи.