– Он уехал к татарам, славный государь, – кивнул головой слуга, – в саму Орду!

– Что ж, – вздохнул великий князь Ольгерд и встал из-за стола. – Пусть же мои братья походят по чужим землям и поищут себе заступников! Я на них не в обиде! Я всегда готов принять своих братьев назад, если они одумаются! Вот увидите, они скоро вернуться на родину, «не солоно хлебавши»! На всем свете нет лучше земли, чем наша славная Литва! А для других это будет полезным уроком!

Брянский князь Дмитрий Романович восседал в своем большом кресле в думной светлице и ждал решения бояр.

Вот уже больше года, до декабря 1345 года, тянули с делом купца Инко Вершиловича, а суда все еще не было! Посаженный в темницу подельник разбойников Инко, несмотря на «пристрастные допросы», не желал выдавать сообщников. Одни бояре считали, что у злополучного купца никаких сообщников не было, другие требовали «безжалостно искоренить» весь род купца Мордата Нечаевича, полагая, что «все они замешаны в татьбе». Княжеский мечник Сотко Злоткович сбился с ног, проводя нелегкое следствие и опрашивая многих жителей города с целью найти еще хоть какие-то улики и сообщников сидевшего в темнице «татя». Но были и такие бояре, которые не смущались говорить «правду-матку» и самому князю, требуя, чтобы он привлек к ответственности и красавицу атаманшу, подвергнув ее «правильным пыткам».

– Та Арина знает немало о злодеяниях, – говорил боярин Брежко Стойкович. – Нет сомнения, что она видела всех сообщников бесстыжего Инко! Ее следовало бы поднять на дыбу и жестоко излупить плетью! Мы тогда бы смогли переловить всех татей!

– Это правда, славный князь, – вторил ему боярин Борил Миркович. – Было бы неплохо допросить эту девку! Зачем укрывать ее от праведного суда?

– Вы напрасно обижаете эту девицу Ярину! – отрезал князь Дмитрий. – Разве ее не защищают приятное лицо и стройный стан? Такая красавица не может таить в себе зла! Это – сущий оговор! Немедленно замолчите!

Обиженные бояре что-то прогудели, но вскоре, увлекшись докладом Сотко Злотковича, затихли, внимательно слушая все его доводы по злополучному делу. Остальные бояре поняли, что князь не отдаст на расправу свою новую любовницу и решили его не сердить. Сам князь уже знал о ходе следствия и спокойно размышлял про себя о последних событиях этого года.

Как ни удивительно, но поездка в Сарай на этот раз у него получилась удачная. Хан Джанибек, получив очередную дань в серебре и мехах, долго не задерживал князя Дмитрия. У хана и без того было немало хлопот. Приход к власти в Литве князя Ольгерда беспокоил Джанибека и его вельмож. А тут еще подлил масла в огонь литовский беглец – Наримант! Последний наговорил о своем брате столько всего, что ордынский повелитель колебался между желанием немедленно послать в Литву войско и опасением нарушить сложившийся порядок из-за необоснованных подозрений.

По сообщению Нариманта, Ольгерд Литовский «захотел начать войну с Ордой, чтобы на вечные времена завладеть Киевом и Черниговом»!

Джанибек не боялся литовцев, зная о малочисленности их войска, не дорожил ни Киевом, ни Черниговом, которые пребывали «в прахе и разорении» и весомых доходов в ханскую казну не приносили. Однако его раздражали наглость нового великого князя Литвы и претензии на могущество. Ордынский хан не раз задавал вопрос своим вельможам, а не покарать ли «наглеца Лэтвэ», но те, как обычно, отвечали: – Как ты, государь, решишь, так и будет! Если скажешь идти на войну – мы всегда готовы! Слово нашего повелителя – закон!

Хан спросил по такому случаю и русских князей: видят ли они от Литвы и нового великого князя «обиду могучей Орде»? Но никто из них на это утвердительно не ответил, поскольку большинство князей боялись быть уличенными в связях с Литвой и предпочитали избегать любых на счет Литвы суждений. Брянский же князь Дмитрий ответил на ханский вопрос неожиданно смело. – Я видел этого Ольгерда, – сказал он, глядя прямо в глаза хану, – и ничего особенного в нем не заметил! Он – сын Гедимина и будет во всем ему подражать…Поэтому нечего ожидать каких-то перемен и, тем более, обид от этого нового правителя!

– Ты зря дал тот совет государю! – укоризненно молвил мурза Сатай в один из вечеров, когда брянский князь навестил его большой, сложенный из саманного кирпича и напоминавший юрту, дом. – Славный Джанибек решил не слушать глупого Нэримэнэ и не посылать войска на Лэтвэ! Мы, перекупщики пленников, лишились из-за этого больших доходов!

Князь Дмитрий тогда усмехнулся и отделался общими словами. – Я просто не хотел обманывать государя. Брянские князья всегда жили только правдой и от этого не страдали! – подытожил он свою пространную речь.

– Ладно, что теперь изменить? – развел руками Сатай. – За это я и люблю тебя, правдивого человека! Пусть же все остается по-прежнему…

На этот раз стареющий князь Дмитрий удивил своего ордынского приятеля и наотрез отказался пойти с ним «в веселый дом». – Я уже совсем поседел и утратил многие телесные желания! – оправдывался он.

Общение с гостеприимным и веселым Сатаем ограничилось лишь буйными пирушками и обильными возлияниями.

Князь Дмитрий, конечно, почти каждую ночь проводил в объятиях присылаемых мурзами продажных красавиц, оплачивал их хозяевам установленную мзду, но «превеликих радостей» от этого уже не имел. Он все думал об оставленной в Брянске своей новой возлюбленной Ярине. – И почему я так в нее влюбился? – думал князь, лежа на своем мягком татарском топчане. – Ведь были у меня девицы побогаче телами, но их так не хотелось?