– Погоди, погоди! – перебил Вадим. – Все в одну кучу смешал! Мы-то с тобой здесь причем? Мне, к примеру, всегда было плевать на политику. Ты ведь знаешь, я в художники метил. Может, и стал бы в конце концов каким-нибудь лейтенантом от живописи. Каждый выбирал сам – чем жить и кем быть – банкиром там, террористом или художником. Ты про другое лучше скажи: как вяжется твое болото и наше возвращение?

– Да в том-то и дело, что вяжется! А почему и каким именно образом – и сам не могу сообразить. Потому, наверное, и болтаю разный вздор. – Артур нахмурился. – Только вот как на духу могу сказать: еще там в городе – твердо знал, что вернемся.

– И про Панчу знал?

– Нет. Про себя знал, а про вас нет…

– Тихо! – шепнул Вадим. Не поворачивая головы, едва заметно выпрямился. – Философы доморощенные! Вот и проболтали все на свете…

Сохраняя неподвижность, Артур тихо спросил:

– Что-нибудь заметил?

– Не что-нибудь, а кого-нибудь… Лили! Собственной персоной. На том берегу среди камышей. Лыбится, сволочь… – Вадим медленно, с напускным бездумием оглядел озеро. – Что ж, может, оно и к лучшему. Значит, все же сумели мы заинтересовать Кита.

– И что дальше?

– А дальше делаем так: коли уж явился Лили, стало быть, будут и переговоры. Расстегивай ширинку и иди в камыши. Я остаюсь.

– Чего ради – ты?

– Я уже имел счастье быть представленным двухголовому. Значит, быстрее найдем общий язык. И потом – ты ведь должен вернуться, сам говорил.

– Послушай, мы же вместе!..

– Теряем время, Артурчик! – прошипел Вадим. – Шевели костями!..

Все еще несогласный, Артур медленно поднялся с бревна. Почесав спину, двинулся к камышовым зарослям. Играл он не слишком убедительно, но Вадим искренне надеялся, что с того берега лица приятеля не разглядят. Зачерпнув горсть песку, он кинул его в воду. Утки доверчиво метнулись на бросок и, не сразу убедившись, что их надули, с кряканьем, заходили по озеру ищущими кругами. Выждав еще некоторое время, Вадим обернулся.

Пусто. Артур не был дураком и сделал все аккуратно. Во всяком случае Лили они сумели провести. Улыбнувшись, Вадим устроился на бревне поудобнее. Подумалось: нет хлеба, а жаль, – с удовольствием покормил бы озабоченных крякв…

Времени лесная братва не теряла. Гаврики Лили окружили озеро уже через пару минут. Услышав шаги за спиной, Вадим даже не шолохнулся, с нарочитым вниманием продолжая разглядывать уток. Однако заговорил все-таки первым:

– Привет, Лили! Как дышится?

– Ничего, дышу помаленьку, – с готовностью откликнулся пигопаг. Рядом с его жутковатым отражением в воде показались другие небритые физиономии.

– Загораешь, значит?

– Да нет, уток ваших прикармливаю. Чтоб браконьерить сподручней потом было.

– Шутник!.. – Лили фыркнул. – А где второй?

– Нырнул, – Вадим указал на воду. – В озеро. Он у нас любитель понырять.

– Зря. Места тут, сам видишь, дикие – трясины, омуты, змеи. Может, и не вынырнуть, ты подумай!

– Ничего, он парень ловкий, авось, вынырнет…

Удар по темечку был умелым и точно рассчитанным. Гулкий колокол – тот самый из недавнего сна – наполнил звоном голову, и Вадим повалился в водную рябь. Однако упасть ему не дали. Чужие руки подхватили Дымова, грубым рывком взгромоздили на чью-то спину.

– Тащите пока к Горке! – приказал Лили. – А мы вторым займемся. Нечего ему тут разгуливать.

С досадой оглядев камышовую заводь, пигопаг махнул рукой. Словно из-под земли вынырнул услужливый бородач.

– Вытянуться в цепь вокруг болот. И в оба смотреть! Чтобы ни одна пиявка не просочилась! Я буду на левом крыле. Докладывать обстановку каждые пятнадцать минут!

– А если встретим, что тогда? Живым брать или можно того? Пристрелить, значит?…

– Лучше живым. А будет брыкаться, объясните, что дружок его у нас и все такое. Пусть пораскинет мозгами, гаденыш…

Очнувшись, Вадим обнаружил, что лежит на траве. Левая рука – на груди, как у покойника, правая – в какой-то луже. Отдыхая, бандиты опустили его на землю, сами же тем временем, отмахиваясь от невесть откуда взявшихся комаров, засмолили дешевые папироски. Вокруг по-прежнему золотился камыш, и озерцо, немного похожее на то первое, но все же иное – чуть более скромное, без уток и без ондатры, с игривостью катило курчавые облака, пытаясь подражать небу, зеркально воссоздавая иллюзию высоты. Бетонная плита, на которой сидели курильщики, под углом уходила в осоку, скрываясь в мутной торфяной воде, и в воде этой тоже ничего не было – ни мальков, ни пиявок, – одно только плывущее небо.

Потерев затылок, Вадим осторожно сел.

– Славно припечатали, верно? – бородач, стоявший чуть в стороне от куривших, игриво покручивал на пальце парабеллум. – Это я тебя парень. Вот этой самой дурой.

Примерившись, он ткнул носком ботинка в бедро пленника. Улыбка, выблеснувшая из его по-цыгански черной бородки, оказалась удивительно белозубой, и Вадим даже мельком подумал: «такой рот – и такому ублюдку!» Зато глаза были вполне соответствующие – с бессмысленной сумасшедшинкой, с недоброй поволокой. Глядя в лицо бородачу, Вадим отчего-то сразу уверился, что этому человеку, конечно же, приходилось убивать. Не раз и не два. Причем делал это бородач, должно быть, с немалым удовольствием.