Исследование прагматики языка науки и метаязыка определяется нами как эффективный способ (путь) совершенствования научного стиля языкового общения, что создает основу для продуцирования соответствующей стратификационной системы, отражающей субстанциональную сущность метаязыка и метаязыковую субстанциональность нелингвистической терминологии (например, генетики, вирусологии, экологии бактерий, биологии, гистологии, химии и т. д.), терминообразовательного яруса языка науки в целом.

Отмечается, что прагматика „в значительной степени отвечает требованиям принципа деятельности, и ее появление означает переход лингвистических устремлений в русло новой исследовательской парадигмы… Становление прагматики, вероятно, еще не завершилось. Остается немало дискуссионных вопросов… Это и вопросы об отношении прагматики и стилистики… Это, далее, вопросы, касающиеся понятия языковой личности“ (Сусов 1995: 487–488), а также языки науки и аспектов терминологической деривации (дериватологии).

Видение дифференцированности, спектральности феномена коммуникации порождает широкий прагматический диапазон анализа коммуникативной функции языка (и языка науки) в аспекте гносеологических, когнитивных, этических, эмоционально-психических, эстетических, ментальных, интенциональных и др. практически значимых отношений носителя языка к языку (науки). Актуально осмысление двуплановости модуса бытия языка науки как целостности – его системной представленности и речевой репрезентации: язык актуализирует явления и свойства, заложенные в нем или имманентно присущие ему.

В таком контексте коммуникативность как онтологическое свойство языка науки определяется через способность к передаче информации, сообщений, однако этот процесс возникает лишь в рамках какого-либо социума. Отношение „язык – социум“ (как совокупность индивидов), являясь важным методологическим основанием, подчеркивает необходимость включения в амплитуду исследований терминологической деривации языка науки аспекта не абстрактной языковой личности, а языковой личности-ученого, субъекта науки как особой сферы деятельности по выработке и теоретической систематизации объективных знаний о действительности, связанной с описанием, объяснением, прогнозированием изучаемых процессов, свойств и явлений. С учетом этого язык науки как „смысловое профессиональное общение“, реализующееся в особой лингвистической и социальной плоскости (Денисов 1993: 149), возможно трактовать и как личностную ауторефлексию, связанную с нормализаторской, кодификаторской, интеллектуализаторской и др. интенциями. Как признаёт С.В. Ракитина, „применение принципов когнитивно-дискурсивной парадигмы к научному тексту позволяет представить его как результат воображаемого (виртуального) коммуникативного акта, в котором проявляются особенности концептосеры личности учёного“ (2006: 25). В настоящее время актуально изучение проблем языкового онтогенеза в ракурсе формирования языковой личности с позиций бинарного подхода: 1) от психологии языка и речи – психолингвистического; 2) от научения языку – лингводидактического. „Третий же – от языка художественной литературы – … остается практически неразработанным“ (Базжина 1995: 36).

Добавим, что о возможности четвертого подхода – от языка научной литературы, языка науки – пока даже не упоминается, хотя его необходимость и перспективность обусловлена не только интра-, но и экстралингвистической реальностью: „если раньше вопросы выбора и применения терминов касались в основном ученых и специалистов, то наступающая компьютеризация всех областей человеческой деятельности заставляет все большее число людей сталкиваться с проблемами специальной лексики, составляющей подавляющее большинство слов современных языков“ (Гринёв 1996: 5).

Констатация информационного взрыва и его иррадиации, развитие теории информации, теории информационной цивилизации; расширение зон информационно-терминологического обслуживания (например, обучения, редактирования, перевода и др.), а также перманентные процессы дифференциации научного континуума и рождение новых наук, отраслей, дисциплин; разработка и создание систем искусственного интеллекта и машинной переработки знаний и многие другие факторы отражают качественно иной – более высокий – статус науки (как когнитивно-социальной системы) в конце XX века и ее непосредственное трансформационное воздействие на все сферы общественной жизни (социосферы), ее уникальную роль как проводника и транслятора инновационных идей и технологий, главного орудия социальной памяти нации и воплощения результатов научно-технического прогресса.

В этом контексте актуализирующим, репрезентирующим началом, своего рода общим знаменателем данных утилитарно-интеллектуальных стратумов, интеллективным „метасубъектом“ и выступает язык науки, непосредственно вплетенный в производственно-духовную коммуникацию людей.

Потребность в обмене все возрастающей научной информацией диктует необходимость развития, совершенствования, оптимизации языка научного общения, являющегося основой общечеловеческой языковой интеграции, поскольку „процесс интеграции/дезинтеграции является основной движущей силой любого развития“ (Миньяр-Белоручева 1994: 125).

В условиях меняющегося информационно-интеллектуального жизненного пространства, в рамках эпохи третьей „техно-лингвистической революции“… эпохи автоматизации форм коммуникации в обществе» (Бокадорова, Ору 1995: 62), современная языковая личность, выполняющая множество социальных ролей, объективно вынуждена в той или иной мере овладевать языком науки для заполнения образующихся концептуально-гносеологических ниш и для адекватной адаптации к новой реальности бытия.

С учетом изложенных оснований изучение языкового онтогенеза в аспекте формирования языковой личности и с позиций подхода от языка науки, языка научного общения – лингвокогнитивного, лингвогносеологического – представляется нам актуальным и перспективным во многих отношениях.