«Это я понял, но кто-то же должен деньги считать, всякие

дебиты-кредиты. Этим кто занимается?»

Сергей покачал головой: «Ох и любопытный ты Юра! Никто

в артели не интересуется, а тебе вынь да положи!» Он немного

помолчал, понял, что я все же ответа жду: «У Николая

Игнатовича есть хороший знакомый, экономист. Ты его пока не

видел, но сюда приезжает, нечасто правда. Вот он и подбивает

бабки. Причем подбивает профессионально. Нас ведь тоже

некоторые органы контролируют, но к нему никаких претензий».

Я сделал вид, что вполне удовлетворен объяснением, и мы

перешли на тему нашей завтрашней работы. К ней у меня

появился не меньший интерес, чем только что Сергеем

удовлетворенный: кроме всяких расчетов, увижу результаты

анализов отобранных проб и наконец узнаю, каково содержание

золота в поднимаемой из карьера руде, где его мало, где много, и

есть ли столько, что можно заниматься им так, как это сейчас

делают «бандюки» и собирается делать мой друг Владимир.

Попили чайку, посмотрели бумаги, с которыми завтра

работать, поговорили о пустяках по жизни, и я балок геолога

покинул. Но, пока шел к своему домику, по привычке еще раз

разговор с Сергеем в памяти прокрутил. Все, что хотел от него

узнать – я узнал. Но не все мне понравилось. Ясно как божий

день, что в делах денежных в артели, кроме начальника и его

обитающего непонятно где друга экономиста-бухгалтера, никто

ничего не знает и возможности узнать не имеет. То-есть, со

стороны работяг нет никакого контроля, и что для меня

удивительно – даже желания его осуществлять. Неужели

Николай Игнатович и впрямь честен и справедлив настолько,

что все ему доверяют полностью? И только я с Докой в его

абсолютной честности сомневаемся?

Вечером Доке разговор с Сергеем пересказал.

«Темнят гады, специально делают, что бы никто ничего не

знал!» - согласился с моим мнением. Но здесь в домик ввалился

Владимир и мы замолчали, что бы лишний раз не раздражать

приятеля неприятными для него предположениями относительно

честности уважаемого (на данный момент) начальника. Однако я

не оставил его без внимания – довел до сведения, что завтра

будет махать кувалдой один, я занят в другом месте. Почему-то

Владимира не огорчил – и у меня в голове тут же мелькнула

мысль, что он этому рад, надеясь втихаря смыться на рудный

отвал за очередной порцией рудных образцов.

С утра с Сергеем засели за подсчеты. Геолог позаимствовал

 на время у начальника вторую счетную машинку,

и в две руки дело пошло не только быстрее, но и веселее.

Причем без ошибок, потому как постоянно сверяли свои

вычисления, и если они не сходились – проводили их заново.

Невольно я удовлетворял и свое любопытство –

содержание золота в пробах участвовало в расчетах, и теперь

я видел, где в руде его много, где так себе, средненько, а где и

вообще слезы. Но в среднем в первой трети общего объма

рудной массы получалось золота до пяти грамм на тонну. К

обеду, когда подсчитали и во второй трети, дотянуло до семи

грамм – здесь в некоторых пробах содержание доходило до ста

грамм, ну а к концу дня определилось как шесть грамм на тонну

в среднем на всю подсчитываемую рудную массу.

«Неплохо, бывает и хуже», - подвел итог геолог, - «И руда

ровная - больших содержаний единицы, и малых столько же».

«Всегда такая получается, или же бывает и побогаче?» -

хотелось понять, много ли такой руды, в которой друг мой

Владимир разглядел потенциальных «клопиков», а стало быть, и

содержание золота не граммы, а намного больше.

«В общем-то всегда, ну может чуть больше чуть меньше

получается среднее содержание,» - начал разъяснять геолог, -

«Но в отдельных гнездах золото хорошее, до двести-триста

грамм на тонну, Только гнезд таких раз два и обчелся, и не они

погоду делают, а та руда, где золота грамм до десяти на тонну -

объем ее приличный, в сотни раз больше слишком богатых