видимым облегчением. Ни у кого повода для радости не

нашлось! Вот тебе и перестройка!

Через час мрачный Дока вез меня на Урале в артель –

Владимира с нами жена не отпустила, считая что в семейном

кругу, раз есть возможность, (то-есть, до машины) он должен

быть до последней минуты.

«Знал бы, что хренотень такая творится – не уезжал бы из

артели. Только настроение испортил, разговорами дурацкими!» -

так вот оценил он дела текущие у нас дома и в государстве в

целом.

Часть двадцать пятая.

Последние события, начиная с общего собрания

старателей и кончая нежданным двух дневным отдыхом, все эти

разговоры о рублях и баксах, о развале в стране производства и

геологии в том числе, на время вытеснили из моего сознания

заморочки по поводу известных нам с Докой двух смертей, и их

предполагаемых исполнителей. Наверное, как и у напарника –

тоже отмалчивался, и вопросов насчет закопанного жмура,

носившего красный женский полусапог, не задавал. До вечера,

пока мы не прикатили в лагерь, чем могли вкусненьким угостили

Варюху, рассказали ей об убожестве в Мирненских магазинах, и

уже готовились в кровать, удивляясь почему машина с

работягами, и Владимиром тоже, где-то задерживается.

«Может сломались?» - высказал я Доке худший вариант.

«Никуда не денутся», - успокоил напарник, - «в Мирном я

нашу бортовую видел, Милочкин рулил. Ну а раз здесь его нет,

значит тоже в Мирном задержался. Вместе и приедут». Дока

покрутился на кровати, и задал провокационный вопрос:

«Насчет жмура что решил? Дальше что делать будем?»

«Придет время – и определимся», - успел я сказать, пока

дверь открывалась. В домик начал ввинчиваться пропавший

Владимир, с громадным рюкзаком за спиной. Первый раз за

два дня отдыха попал мне и Доке на глаза!

Коллега в настроении пребывал отличным. Затолкав рюкзак

под кровать, с размаху на нее уселся, и с улыбкой, будто два

последних дня были лучшими в его жизни, не промолчал о

полученных впечатлениях:

«Отлично отдохнул! Почаще бы такие выходные устраивали!»

 - и обвел нас лучезарным взглядом.

Я только усмехнулся: а как иначе, весельчак то наш из

кровати два дня не вылезал, и ни с кем, кроме жены, не

разговаривал, делами партийскими не интересовался. У Доки

мысли пошли по другому направлению: для начала молча

похлопав глазами, он непроизвольно выдал и кое-что из

собственных скрытых желаний:

«Чего не радоваться! Сорок грамм золота огреб! То-то два

дня скрывался – камни молотил, «клопиков» отмывал! Времени

выпить с друзьями не нашлось!»

К удивлению, Владимир не выразил возмущения, как делал

всегда, ежели его понапрасну обвиняли, а принял вид

страдальца.

«И вам никто не мешал образцы отбирать», - негромко и с

видом серьезным бросил в сторону Доки, недолго помолчал и

добавил уже и для меня тоже, - «Это вас еще не прижало,

честных из себя строите. А другим уже и деваться некуда, потому

что честно не заработаешь. Все вокруг друг друга облапошить

стараются!»

Я не знал, как и ответить, хотя понял, что Дока попал в

яблочко: два дня приятель наш с камнями возился, если еще и

не успел, то для извлечения из них золотишка много чего сделал.

То-то таким веселым из партии объявился. И больше не для

дела, а для продолжения разговора, вопросик Владимиру все же

задал:

«В партию все твои камни привезли, или еще остались, в

сопках лежат?»

«Все», - старатель наш недолго посопел, - «мешков

пробных мало, не во что затаривать».

«Из партии их привез?» - кивнул я на громадный рюкзак под

кроватью золотоковырятеля. На что Владимир качнул головой, а

я понял, что процесс незаконного обогащения за счет

благородного металла поставлен у него на поток. Но и это не все:

необычное молчание Доки свидетельствовало, что и у того