Шрифт:
— Зачем? — искренне удивилась Агнесса.
— Ну, чтобы ты носила мою фамилию и вообще…
Он смутился и замолк.
— Но ведь я и без того уже твоя жена перед Богом. На что мне какая-то бумажка?
— Так ты не хочешь?
Он даже обиделся.
— Почему не хочу? Просто это не нужно ни мне, ни тебе. Но все равно спасибо тебе за предложение.
Она поднялась из-за стола и поцеловала его в щеку. Он притянул ее к себе, посадил на колени. И тут же пальцы сами собой стали расстегивать нижние пуговицы халатика.
— Пошли ко мне, — сказала она. — Муж с женой должны спать в одной кровати. Всю жизнь.
Он вернулся от Агнессы утром. Мать с бабушкой пили на кухне жиденький чай с серым хлебом, намазанным тонким слоем маргарина. Было воскресенье, и матери не нужно было торопиться в школу. Поздоровавшись, он хотел было пройти к себе, но мать окликнула:
— Погоди минутку.
Он повернулся. Лицо матери показалось ему недовольным.
— В чем дело?
— Ты у Сербичей был?
Он недоуменно уставился на мать.
— Ты что, не знал, что их фамилия Сербич? Они нерусские какие-то. Вообще странные люди.
— Мама, Агнесса теперь моя жена. Мы с ней… позавчера поженились. И вообще я хочу, чтобы ты… относилась к ней хорошо, — неожиданно сказал он.
Бабушка перекрестилась, сморщилась и залилась слезами.
Мать встала, запахнула старенькую вязаную кофту и подошла к окну, незряче уставившись на расцветающий куст сирени.
— Да… Словно обухом по голове. Я же говорю тебе — странные они, — сказала она, не отрывая взгляда от куста.
— Теперь уже поздно — Агнесса моя жена.
Мать вдруг кинулась к нему, прижалась лицом к его груди, жалобно всхлипнула.
— Я тебя почти не вижу, сынок. Приехал на побывку к родным, а сам… сам…
Она разрыдалась.
— Что ты, мама, я же здесь, с тобой. Я целый день дома буду.
— Поговорить толком не успели, а ведь тебя почти год не было. Колдунья она, что ли, эта твоя Агнесса — приворожила с первого взгляда. Вот я пойду и скажу ей…
— Никуда ты, мама, не пойдешь. Если хочешь, мы сами с Агнессой к тебе придем. Ну да, так и надо сделать — ты рыбы нажаришь, картошки, я куплю водки. Вот это и будет нашей свадьбой.
— А вы с ней уже расписались, сынок? — спросила мать, подняв на него мокрое от слез лицо.
— Она не хочет. Говорит, это не нужно. Что это просто бумажка, а мы с ней и без того уже муж и жена.
— Ты мне скажи честно, она хоть девушкой была?
— Разве это имеет какое-то значение? Если имеет, то да.
— И то слава Богу. — Мать перекрестилась. — Сестра-то ее оторви да брось.
— Ната — добрая девочка. А это у нее с возрастом пройдет. Обязательно пройдет.
Мать ничего не ответила. Она утерла рукой слезы и, похлопав его по плечу, отошла и села на свою табуретку.
— Так мы с Агнессой придем к обеду, да, мама? — спросил он.
— Приходите. Обязательно приходите. И Нату возьмите с собой. А то девчонка вечно голодная бегает. Да, и водки достань обязательно. Русская свадьба без водки — никакая не свадьба.
Свадьба прошла весело и сердечно. Бурак играл на аккордеоне, Ната пела и плясала. Одни соседи принесли яблочную самогонку и шмат сала, другие — вяленой рыбы, горячий каравай настоящего пшеничного хлеба и козинаки — ядрышки жареных семечек, сваренные на патоке и подсолнечном масле. От них исходил густой пряный дух, перебивавший все остальные запахи стола. Агнесса надела белое атласное платье, которое ей было коротко и узко в бедрах, но все равно выглядела красавицей. А мать, раскрасневшись не то от плиты, не то от выпитой водки, словно лет двадцать сбросила. Он был благодарен матери за то, что она называла Агнессу дочкой и испытывала к ней непритворную симпатию.
Бабушка достала из сундука свою икону и хотела было благословить ею молодых, но Николай воспротивился. Мать поставила икону на комод, кто-то из гостей зажег возле нее церковную свечку. Когда гости разошлись, и они вчетвером занялись уборкой и мытьем посуды, Ната сказала ему тихонько:
— А зря ты не позволил бабушке благословить вас. Агнешка расстроилась. Да и тебе бы не помешало иметь в заступницах Пресвятую Деву Марию. Она, говорят, от пули хорошо бережет.
— Какие же вы обе темные! — не выдержал Николай. — Но ничего, я вас перевоспитаю. Я не позволю в моем доме мракобесие разводить.
— Тише ты. Я же к слову сказала. Я сама и верю и не верю в Бога. Смотря по настроению. А вот Агнешка вся в Боге живет. Навряд ли тебе удастся ее перевоспитать. Только перессоритесь из-за этого. А мне не хочется — ты такой хороший и добрый. Тетя Тася! — крикнула она, обращаясь к матери. — Сын у вас хороший. Уж больно он мне люб. А младшенького у вас не найдется для меня? Ей-богу, лучше меня не сыскать на всем белом свете жены.
Мать как-то странно глянула на Нату — не то с благодарностью, не то с удивлением. Агнесса сказала: