– Не преувеличивай.

– Хорошо, в отцы. Он и обращается со мной, как отец. Заботится, конфетки подсовывает.

– Конфетка, иди к Панченко и вызови на дружескую беседу. Всё, до вечера...

Прежде чем направиться в комнату отдыха, где предположительно проводил обеденное время Владимир Иванович Панченко, Маруся Кузина заглянула в конструкторское бюро. Не распахнула дверь настежь, а приоткрыла маленькую щелочку. В щелочку попала Дуся Кабачкова. Она тянула из чашки чай или кофе и читала толстую книгу. Кузина знала, что третий месяц ее приятельница штудирует "Войну и мир", грозится бросить, не дочитав, но упорно не бросает. Практически каждый обеденный перерыв бегает глазами по страницам романа Льва Толстого, благо не обсуждает прочитанное с Марусей. Маруся ни раз спрашивала, с чего вдруг такая заинтересованность литературой из школьной программы, на что не получала вразумительного ответа. Лишь недавно Евдокия призналась, что читает роман "для саморазвития". Кузина пошла дальше и поинтересовалась о причине саморазвития, которое ранее тихо спало и не предъявляло претензии к человеку с высшим техническим образованием, по совместительству дизайнеру женской одежды. Кабачкова помялась, но потом призналась, что познакомилась с мужчиной, который учительствует в школе, а на досуге пишет стихи и прозу. Если честно, то проза - короткие рассказы - ей нравятся больше, чем стихи. Евдокия благоволит к привычному для всех стихосложению, а белый стих не понимает. Ее новый знакомый пишет стихи в непонятной манере, доводя Дусю по головной боли. Голова у подруги болит постоянно, в большей или меньшей степени, Маруся об этой проблеме осведомлена. Причина в ухудшении зрения, теперешние очки ей не подходят. Кузина предлагает Дусе сходить к окулисту, но та отмахивается, объясняет свое нежелание нехваткой свободного времени. И продолжает издеваться над глазами: днем сидит за монитором компьютера, в обед саморазвивается, вечером кроит, шьет "при лучине". Спрашивается - когда находит время для личной жизни? Кузина просила познакомить ее с поэтом-литератором, или хотя бы поглазеть на него со стороны, но Кабачкова упирается. Можно подумать, Маруська составит ей конкуренцию или начнет охаивать мужчину. Она только рада, что милая молодая женщина, пусть и не красавица, пусть повернутая на своем увлечении, как-то разнообразит свою жизнь.

Кузина печально вздохнула - а то у нее жизнь полна впечатлений! Как у всех - дом, работа. Муж. Муж, который только и знает, что награждает ее своим "здрасте, приехали". Она ждет от него слов поддержки, ждет понимания, а он лишь поддакивает. Относится к ней, как к вздорной девчонке. Хочешь играть - играй, хочешь спать - спи, не хочешь готовить - не готовь, сам приготовлю... Но в последнее время Жорик изменился, что не удивительно - скоро защита.

У человека грядет важное событие, а она ему нервы портит.

Маруся клятвенно себе пообещала измениться. С коллегами она всегда вела себя ровно, Тараканова не в счет, а вот с мужем... У них отношения не "муж-жена", а "отец-дочь". Вот надоест Жорику вытирать ей сопли, и найдет он настоящую жену.

Она докажет своему Жорику, что кое-что в этой жизни умеет. Тогда он забудет свое "здрасте, приехали", а удивленно протянет: "Ну, ты даешь, я бы так не смог".

А она смогла! Смогла раскрыть преступление, которое пришлось не "по зубам" даже профессионалу Дмитрию Антошкину, которого в детстве припечатала лопаткой Ирка Оплеухова. А не фиг других девчонок конфетами угощать.

Ирка!
– опомнилась Маруся.
– Вечером спросит у меня о проделанной работе, и что я ей отвечу? Скажу, что размышляла о своей семейной жизни вместо того, чтобы подкатить в Панченко с расспросами.

В некогда тихом коридоре зашумели люди. Обеденный перерыв незаметно подошел к концу. Из-за угла, где располагалась комната отдыха "по интересам", потянулись сотрудники предприятия, обсуждающие прошедший турнир по шахматам. Кузина не сомневалась, что победителем вышел здоровяк из испытательного центра, который восхищал своим постоянным румянцем во всю щеку. Восхищал всех женщин, кроме Таракановой, что неудивительно при ее "любви" к людям. Особенно к тем, у кого были таланты в разных областях. Странно, что княжна цеплялась к Кузиной, у которой с талантами была напряженка. Или наблюдательная старушенция что-то заметила, и начала заранее гнобить, чтобы та не зарывалась. Маруся никогда не зарывалась, больше страдала от своей никчемности и тупости.

Но в отношении к здоровяку они с Таракановой были едины - им обеим он был несимпатичен. Маруська не могла понять, откуда возникла неприязнь. Но так бывает...

Здоровяк из испытательного центра впечатывал в половое покрытие свои ноги сорок шестого размера, еле поспевал за ним Денис Бледнов. Щеки здоровяка пылили, а глаза метали молнии. Денис был нездорово весел - приблажно улыбался во весь рот, будто не верил свалившемуся счастью.

– Что, не пускают?
– спросил он у Кузиной, застывшей у двери конструкторского бюро.

Кузина, собравшаяся раскрыть преступление и поразить всех своей сообразительностью, сегодня поражала саму себя заторможенностью и полетом мыслей не в ту сторону. Но на шутку Дениса отреагировала быстро, пусть "не по делу", как показалось бы со стороны. Сыщица, переставшая быть сочинительницей, не забыла, что Бледнов вместе с Панченко входит в немногочисленный список подозреваемых по делу об убийстве. В связи с чем, с ним надо придруживать, чтобы невзначай поймать на неосторожном слове.

– А что это ты светишься, как гирлянда на новогодней елке?
– Как ни пыталась придать голосу радость от встречи с "долгожданным гостем", у Маруси не вышло. Она не могла себе изменить - к Денису Бледнову относилась, как старослужащий к салаге: с долей презрения, с долей унижения, с долей безразличия. Салага Бледнов, напротив, старался угодить "старослужащей", оказывал знаки внимания, угощал всякой калорийной ерундой, от которой Кузина прибавляла в весе. Она легко находила виноватых, о своей вине речь никогда не шла. Кабачкова утверждала, что Бледнов к ней "неровно дышит". Даже она, швея-инженерша, погрязшая в собственных делах и не интересующаяся жизнью коллег, не замечавшая лежащего на поверхности, и то обратила внимание на "вращение сопливого мальчишки вокруг подруги". Подруга не забыла, сколько ей лет, и сколько лет сопливому мальчишке, о чем не преминула напомнить Кабачковой. И еще напомнила о существовании любимого мужа. Пусть он слушает ее вполуха. Но слушает же! Что-то в ухо влетает, что-то в голове застревает. И это его "здрасте, приехали" - не запятая в ее монологе, он так реагирует. Да, у нее прекрасный муж. Лучше всех! Неужели это мальчик рассчитывает на ее благосклонность? Она не променяет Жорика на тысячу таких мальчиков. На миллион.

– Ты заметила, что я свечусь?
– с восторгом ввернул вопрос мальчик Денис, причем сказано было таким томным голосом, будто предлагалось уединиться в каморке завхоза, в комнате для любовных свиданий. И ввернув свой вопрос, мальчик слишком близко подошел к Кузиной, которая непроизвольно отступила на пару шагов. В этот момент дверь их кабинета распахнулась, чуть не двинув Марусю по лбу. - Осторожнее, - запоздало пробормотал парень, и запоздало придержал дверь. Радость на лице сменилась беспокойством.

– А ты не стой "под стрелой", - шутливо обронил выходящий из кабинета. Маруся по голосу узнала Нелли Павловну Волнову.

Женщина обогнула молодежь, как она называла всех своих коллег, кроме Таракановой, Панченко и босса, и неспешно пошла по коридору с грязной посудой в руках. Кузиной показалось, что она заговорщицки ей подмигнула.

Наверное, показалось, - подумала Маруся, - с какой стати ей мне подмигивать, намекать, что одобряет мои неслужебные отношения с молодым коллегой... Давай, Кольцов, действуй,- вспомнились ей слова из новогодней комедии "Карнавальная ночь".
– Давай, Кузина, что-то делай! Отшивай, уходи, не стой столбом. Не ровен час, сплетни пойдут по предприятию, затем разлетятся по всему жилому микрорайону, достигнут ушей кандидата технических наук, без пяти минут доктора. И тогда он точно с угрозой протянет: "Здрасте, приехали". Удивила, так удивила, любимая и преданная жена. И доказывай потом, что между вами ничего нет, что злые языки болтают, что ты его в упор не видишь, что этому якобы любовнику самое время ходить в старшую группу детского сада... Как в анекдоте: "Ложки нашлись, но неприятный осадок остался". Жорик поверил ее оправданиям, но сомнения в душу закрались.