— Можно подумать, двоим найти укромное местечко проще, чем троим.

Она нахмурилась, не на него, а в общем.

— Не стоит рассчитывать, что нам понадобится настолько сильная приватность. Как ты назовешь то, чем мы собираемся заниматься?

— Я… хм…

— Если выражение, которое ты ищешь, — «гулять», Оливер, то в нём нет ничего незаконного, аморального или же опасного для фигуры. Если только мы не объедимся вместе, как я думаю.

— Гулять… звучит как-то слишком подростково.

— Встречаться?

— Слишком расплывчато. Провоцирует… самые разные предположения.

— Ухаживать?

— Прямо как в Период Изоляции.

— Трахаться?

— Не вздумай!

— Ну, совокупляться, если хочешь более приличное выражение. Все равно я не собираюсь его употреблять в пресс-релизе.

— Какое облегчение!

Она в шутку, но предостерегающе ткнула его.

— Я просто пытаюсь понять, как это описать. — Не считая слов вроде «радость» и «ошеломление», которыми он называл происходящее для себя самого и которые, как он полагал, являлись только его личным делом.

— Опять попал в засаду собственной потребности в категориях? Большинство категорий произвольны, хотя я согласна, что для людей так проще.

— В данном случае та категория, которая меня интересует: какой у нас уровень безопасности?

— А, — она выкатилась из-под его руки и нахмурилась; наверное, лишь случайно этот хмурый взгляд достался затылку Рыкова, сидящего на месте пилота за двумя звуконепроницаемыми (слава богу) перегородками.

— Я собираюсь покончить с этим, — сказала она спустя мгновение. — Надо быть честной, когда-то такая необходимость была. Но определённо не сейчас. Я отдала Барраяру сорок три года и не прошу возмещения, но следующие сорок три года — мои. После этого Барраяр может поторговаться.

— Вы никогда не будете не публичной фигурой, Корделия.

Она взмахнула кулаком в гневном и отрицающем жесте.

— Нет, я собираюсь сбежать. И все достаточно скоро забудут, — она снова откинулась на спинку сиденья. — Хотя, если настаиваешь на старых барраярских обычаях, то, полагаю, мы можем сказать людям, что я твоя любовница.

Он невольно фыркнул.

— Хотите, чтобы меня вздернули? А еще я рискну повторить слова твоего племянника Айвена, что это попросту неправильно.

Она задрала подбородок и обдумала сказанное.

— Вот тебе пример. Элис и Саймон. Сначала они «не», а потом сразу «сейчас и всегда были». Очень плавный переход, ага.

Леди Элис Форпатрил, давний друг Корделии, которая была распорядительницей императорского двора почти три десятка лет, и Саймон Иллиан, глава Имперской СБ в течение почти того же срока, завели открытый роман вскоре после отставки Иллиана по медицинским показаниям.

— Разве они были парой задолго до этого? Какие-то слухи потом ходили?

Возможно, контролируемые. Джоул хорошо узнал Элис и Саймона, еще в ходе работы с Эйрелом в Форбарр-Султане и потом, когда эта пара несколько раз приезжала отдыхать на Сергияр, но даже он знал точно, что правда, а что домыслы. Неопределенность была односторонней: прежде Саймон определенно все знал о Джоуле. Когда-то знал. С тех пор они все изменились.

— М-м-м… Скажем так, они очень сильно ценили друг друга в течение долгого времени. Но, увы, между ними не случилось ничего, что было бы достойно приличной неприличной сплетни — кажется, это оксюморон? — пока, после всего случившегося, Элис уже не надо было конкурировать за внимание Саймона с его чипом памяти и безопасностью трех планет Империи. Я всегда считала, что они тратят впустую душераздирающее количество потенциального счастья, но это не мне это было решать. По крайней мере, сейчас они выглядят счастливыми.

Ее губы изогнулись в улыбке от искренней радости за ее старых друзей. Их старых друзей, на самом деле.

Она спросила чуть погодя:

— Почему тебе неудобно демонстрировать наши отношения открыто? Просто привычка?

— Безопасность.

— Другими словами, привычка. Если вместо нее обратиться к разумным доводам — просто ради разнообразия, — я бы сказала, что открытость безопаснее. В первую очередь потому, что никто не сможет устроить скандал или шантажировать чем-то, что никогда секретом не являлось.

Он подумал, что она недооценивает изобретательность некоторых недоброжелательных персон. И то, насколько она сама по себе могла быть их целью. Впрочем, он был вынужден признать, что десятилетия, проведенные рядом с Эйрелом, могли совершить подобную перемену.

Она нахмурилась:

— Если только ты пытаешься таким хитрым образом намекнуть, что приключение было одноразовым. Трусишь?

— Нет! — в приступе паники выпалил он.

— Ну, и я не думаю… — она прищурилась, глядя на него, и он смущенно замолчал. — Возвращаясь к твоему первому вопросу: тогда давай мы оба будем держать в уме, что нам неплохо бы выкроить возможность для встречи в следующие выходные, и я обещаю не лезть на крышу дворца вице-короля, чтобы прокричать на весь Кейбург, что адмирал Джоул великолепный любовник!