– С нами крестная сила!

– Наше место свято! – с ужасом прошептали девушки.

Панько молчал и продолжал сосать трубку.

– Ничего, – сказал он наконец успокоительным голосом. – Это Авдюшка юродивый по

берегу бегает.

– А знаете, девки, с чего это Авдюшка юродивым стал? – спросил Панько. – Ведь я еще

помню его – парень как парень был. Первый молодец был.

– С пожару, говорят, – сказала Галя. – Вся семья у них сгорела. Самого замертво из огня

вытащили.

– Ну вот выдумала! – презрительно возразил Панько. – А пожар-то с чего? Он ведь и дом-то

поджег, юродивым будучи. Ты тогда еще на карачках ползала.

– Ну так с чего же, расскажи, – сказала одна из девушек.

– А вот с чего, – начал Панько. – Знаете Панночкину могилу?

– Ну как не знать? '

– Хуже этого места во всей округе нет. Ну вот, побился Авдюшка об заклад, что пойдет он в

самый овраг, на самую могилу и принесет оттуда что-нибудь. Известно, молодость: думал

свячёной просфоры взять с собой за пазуху. Со святым хлебом, мол, никакая погань не тронет.

Да черт хитрей его оказался. Как стал собираться, про просфору-то и забыл. Совсем из ума

выскочило. Только как к лесу подходить стал, "вспомнил. Хотел вернуться, да стыдно было:

ребята засмеют. "Пойду, говорит, будь что будет". Известно, молодость. Подходит и видит

костер, а вокруг костра люди. "Ну, думает, это слава Богу: хоть воры, хоть разбойники, а все

христианские души". Подходит это он, хочет перекреститься,- а рука тяжелая, как каменная.

Поднять не может. Хочет молитву сказать, язык не поворачивается. Ну, думает, была не была.

Идет к костру.

– Здравствуйте, – говорит, – люди ли вы, или иное что, не знаю. Так и так, – говорит. –

Побился, – говорит, – об заклад, что приду сюда к вам и вынесу что-нибудь на память. Так

будьте ласковы, дайте.

Все рожи так на него и уставились, а старик, черный да волосатый, и говорит:

– Исполать тебе, добру молодцу. Возьми вот целого барана. Для такого молодца ничего не

пожалеем.

Видит Авдюшка, у них над огнем баран ободранный висит. Сняли это они тушу, взвалили

ему на плечи, ажио крякнул он.

– Спасибо, – говорит.

– Не на чем, – говорит волосатый и как загогочет, а за ним вся компания. У Авдюшки

мурашки по коже пробежали. Догадался он, к кому это он попал.

Ну, думает, только бы ноги унести.

Несет это он барана, не оборачивается, а сам кряхтит. Выволок из лесу. Пошел нивой, а

вдруг баран, что на плечах, как заблеет – зарезанный-то. Смотрит, аи это не баран вовсе, а

человек зарезанный. Бросился он бежать что есть мочи, и как прибежал в деревню, так и упал

замертво.

Еле отходили. На другой день пошли люди к оврагу, как Авдюшка наказывал, смотрят –

никакого костра нет, а на том месте, где он барана уронил, лежит мертвое тело. Вот Авдюшка с

того часу стал задумываться и скоро ума решился и с тех пор юродивым ходит.

Панько замолчал.

Всем стало грустно.

– Да будет тебе, – сказала Ярина. – Таких страстей наговорил, что еще ночью привидится.

Сыграй нам лучше что-нибудь.

Панько взялся за скрипку.

Было далеко за полночь, когда вся эта молодежь стала расходиться от Ярины, чтобы,

освежившись двумя, тремя часами сна, встать чуть свет для тяжелой дневной работы.

Прощаясь с Галей, Ярина сказала ей с улыбкой:

– И чего это ты, девка, над Панасом куражишься? Ведь за штундаря батько все равно не

выдаст. А Панас чем не жених? Волов у него четыре пары, да баштан, да денег старый что ему

оставит! И из себя чем не казак? Не правда ли, девчата? – обратилась она к гостям.

Девушки захихикали, некоторые довольно принужденно.

– Ну и берите его себе, Ярина, голубка, коли он вам так люб, – отшучивалась Галя. – Мне

ни его волов, ни его самого не надо.

– А отобью, смотри, право, отобью. Не зевай, – сказала Ярина, – даром, что я уже старуха.

Только потом, смотри, не сердиться.

– Не буду, голубочка, ей-ей. Хоть одним меньше, все лучше, – Галя продолжала в том же

веселом тоне.

Но на душе ей было не весело.

Павел ее бросил, а Панаса с его волами и баштанами и деньгами отец не даст так-то легко