Шрифт:
– Успокойся. Что он сделал?
– Он держал меня и пытался залезть пальцами...
Я заплакала навзрыд.
– Да что ж у тебя за день такой... говорила ж тебе, надо было домой идти.
– Мне деньги нужны, - всхлипывала я.
– Так скажи, сколько, тебе сейчас же выдадут кредит.
– Ага, в рабстве быть, так еще и в долгах? Не надо мне такого, - я не задумывалась над словами.
Лена изменилась в лице.
– Ну, знаешь, тебя никто не заставлял сюда ехать, - жестко сказала она, - а то, что вы провоцируете мужиков в приватах, так это ваши косяки, ведите себя пристойнее и никто не полезет на вас!
После этих слов я подобрала сопли, швырнула в эту крысу ее же тряпкой, развернулась и пошла переодеваться, чтобы уйти домой. В гримерку быстрым шагом вошел Артур.
– Я выставил его лично и дал по морде...
– Я должна сказать спасибо?
– меня распирало от злобы и обиды.
– Ты должна поехать домой и поспать. Я отвезу тебя.
Он пошел снова в офис, недолго поговорил с Леной и вернулся за мной.
Глава 37
Когда я проснулась, было уже почти три часа. Я подорвалась с постели и помчала приводить себя в порядок. Мне некогда было думать о случившемся вчера. Сегодня нужно было многое успеть до работы.
Первым делом я собрала свои немногие деньги, снова заняла у Ани и помчала в банк сделать перевод. Получилось всего шестьсот долларов - это все, что я смогла тогда найти. Потом позвонила Насте, сказала о переводе и спросила, что еще смогу сделать. Оказывается, для похорон столько всего нужно... Казалось бы, нет уже человека, ничего ему уже не надо, ан нет - надо, и немало. Я начала обзванивать знакомых: кто-то заказал на шахте гроб, кто-то организовал машины, кто-то взялся найти недорогую столовую для поминального обеда...
За свою сознательную жизнь я потеряла двух людей - любимого дядю и не менее любимую бабулю, его мать. Когда не стало Павла, мне было семнадцать лет. Из своей комнаты я слышала, что пришла бабушка и оторвалась от уроков, чтобы пойти поздороваться. Она была вся в черном и, казалось, постарела лет на десять.
Говорят, нет страшнее горя, чем пережить смерть своего ребенка. В ту минуту, когда я смотрела состарившуюся сгорбленную женщину, я верила в это, как ни во что другое.
На похороны я не пошла. Мне хотелось запомнить его таким, каким он был при жизни.
Через десять лет не стало и бабушки. Она умерла в канун Рождества. Я была тогда в Лондоне и должна была прилететь через четыре дня, но она не дождалась. Или я не успела... Почему-то всегда есть что-то важнее того, чтобы увидеться с родными, позвонить справиться об их здоровье, помочь убрать урожай, приехать в день рождения...или смерти... Должна признать, я была рада, что не успею на похороны. Я снова не хотела видеть родного человека в гробу.
Перед глазами стояла Настя. Я боялась представить, каково это - хоронить мать, но образы непроизвольно возникали в голове. Я не хотела видеть, как умрут родители. И не хотела, чтобы они видели мою смерть. Но как избежать и того, и другого? Против природы не пойдешь. Так страшно было думать, что это когда-то все равно случится...
За тот день я успела сделать многое перед работой. Оставалось настроиться на очередную ночь каторги.
Придя в клуб, первым делом я решила пособирать у себя в шкафчике чеки за консумацию. Накануне мне было не до них, но в конце недели на основании этих бумажек нам начисляли текущую зарплату, а поскольку календарь показывал воскресенье, было самое время собрать все в кучу, за вчера и за последние дни в 'Парадайзе'. Я вспомнила, что так не забрала чек на тот злосчастный приват. На кассе его не оказалось. Я перерыла трижды коробку, в которой они хранились, но так и не нашла его. Когда я попросила кассира помочь мне, тайка сначала огрызнулась, мол, ищи сама, но мне тоже хамства было не занимать и я усадила ее перебирать гору макулатуры. Чек так и не нашли.
Я пошла в гримерку, взяла стакан воды и села в углу подальше от всех. Как же так? Я согласилась на то, чтоб меня лапал отвратительный тип за полторы тысячи. С них мне причиталось всего сорок процентов. Это сколько получается? Около двадцати долларов. Меньше, чем за двадцать баксов я позволила, чтобы эта тварь дергала меня за соски и совала в письку грязные руки... Теперь оказывается, что даже эти копейки я не получу... Мне снова стало невыносимо жаль себя, и я почувствовала, как слезы покатились из глаз. За что я себя так наказала? В чем так провинилась перед собой? Смогу ли я когда-нибудь простить себя за то, что подписалась на это? Я жалела и ненавидела себя, словно жертва и палач в одном лице.
Я встала и с отвращением посмотрела в зеркало. На меня смотрело жалкое никчемное существо, потерявшее гордость, честь и самоуважение во имя глупых амбиций.
Медленным, но твердым шагом я направилась в офис. Нервы были на пределе.
– Где Артур?
– спросила я Диму, который сверял какие-то бумажки.
– Он так рано не приходит, - не поднимая глаз ответил он.
Мы не обсудили случившееся. Так, наверное, было правильнее, ведь ни о каком продолжении не могло быть и речи, но он прямо избегал меня после дня рождения.