– Совсем неплохо, - громко сказал дон Сабас, распахивая перед Жнецом дверь из поддельного чёрного дуба.
– И за такое приятное предсказание, дорогой Ираклий...

Жнец шагнул в полутёмный зал, сохраняя на лице гримасу алкоголика, предвкушающего первую утреннюю выпивку. При этом пытался оценить расстановку сил: одним взглядом охватить всех, кто был в баре.

– ... сегодняшние лечебные процедуры не будут стоить тебе ни гроша, - говорил Испанец. К стойке сопровождать гостя не стал. Взялся за перила, поставил подошву шикарной своей туфли на первую ступень лестницы, крикнул: 'Одри, прими постоянного пациента! Сегодня будешь отпускать ему лекарства в счёт заведения'. Затем стал подниматься на второй этаж. В синей своей визитке, при бабочке, топорщившей бархатные крылья у ворота кремовой рубашки, выглядел великолепно. Стриженые усы, бородка - дон Сабас Дельгадо, самый аристократичный содержатель питейного заведения на всём побережье. Не верится даже, что на Террану сбежал после растраты.

Любоваться восхождением хозяина на второй этаж Жнец не стал. Отметил: три новичка в баре. Этот, тот и вот этот.

Третий стежок

– Что вам сегодня прописал доктор?
– Одри демонстрировала оживление, но видно было: клиенту не рада. Озабочена чем-то? Опытный бармен никогда не покажет. Без году неделя за стойкой. Ноя не знала, в посёлке с прошлого сезона.

– Доброе утро, Одри, - сказал Жнец, подойдя к стойке.
– Скотч для начала. Надо мозги прочистить.

Одри кивнула с дежурной улыбкой, спросила: 'Разбавить?'

– Прочищать мозги лучше чистым скотчем, - ответил Жнец, прикидывая: залезть на табурет у стойки? Плохо видно дальний правый угол, не слышно разговоров.

– Одри, заклейте пациенту скотчем рот, - сказал, ответив Жнецу на рукопожатие, Алек Легран. Развалился на табурете, подперев щёку ладонью, руку для пожатия протянул вяло. Четыре звёздочки на левом погоне его капитанского кителя празднично сияли в свете барной висячей лампы, четыре звёздочки на правом погоне скрывались в тени. Пива в его стакане оставалось изрядно, пена давно осела. Вёл с Одри беседу, злился, что прервали. Алек Легран, капитан береговой охраны, в посёлке третий сезон, Ноя не знал, зато теперь коротко знаком с Ираклием Антониадисом, потому что составлял протокол опознания и под ним подписался.

– Я понял намёк, Алек, - сказал Жнец.
– Мисс Уэлш, оставляю вас под надёжной береговой охраной.

Он принял стакан, отметил: недовольство Одри вызвано было той же причиной, что и недовольство Малыша. Так прозвали Алека подчинённые. Все они в береговой охране дылды, а этот особенно. Два с лишним метра, центнер живого веса и совсем не глуп, Одри Уэлш можно поздравить с добычей. О чём бы ни говорили они, меня не касается.

Жнец, стоя со стаканом в руке посреди зала, приискивал себе место, чтобы лучше видеть и слышать. Личность Ноя пустил в сознание полностью, при этом ресурсов на аналитику хватало с избытком. Два столика заняты. За ближним трое: Стрикленд и двое неизвестных. Дерек, как всегда, развязен и громогласен, а незнакомцы внимают. Старший (лет под сорок) высокомерно поджал губы; двадцатилетний мальчишка от чего-то в восторге - этот по виду типичный турист-экстремал, но откуда сейчас взяться на Терране туристу? За дальним угловым столом двое. Рыжий какой-то нищеброд и Маргарет Ван Хорн. Странное сочетание: оборвыш, вытянувший в проход ноги в казенных башмаках, и девица Ван Хорн - прямая, как палка. Он выставил на столешницу локоть, а у неё кисти на весу, чтоб не дай Боз стола не коснуться. Держался бы ты от неё подальше, дурашка, пронюхают братья Ван Хорны, так тебе наваляют за дурные манеры, своих не узнаешь. Между прочим, что-то Марго в бар зачастила. Вчера была, скучала в одиночестве за чашкой чаю битых два часа, я ещё удивился. И вечером заходила тоже, Эми так и сказал: Маргошка не смеялась, потому что уже ушла в бар к Испанцу. Зачем? Субчика этого поджидала? Ноя знала прекрасно, как и все Ван Хорны. Подсесть за их столик? Не выйдет, неудобно. Разве что спиной к ним, за соседний. Тихо разговаривают, всё равно ничего не расслышу. Так орёт этот Стрикленд!..

– Лаура!
– вопил с председательского места Дерек Стрикленд, позвякивая десертным ножом по рюмке.
– Не прячьтесь, мы вас видели! Спускайтесь, милочка! Руди страдает, у него к вам масса вопросов!

Жнец оглянулся. Увидел на верхней площадке лестницы фрагмент женской ножки в туфельке на высоченном каблуке. Хозяйская дочь. Не хочет спускаться? Высматривает кого-то? 'Лаура меня не интересует, знает она не больше отца, три года назад была сопливой девчонкой', - подумал Жнец и двинулся к свободному столику, чтоб оказаться поближе к странной парочке и подальше от Стрикленда. Того и с улицы прекрасно слышно.

– А, Ираклий!
– взревел Стрикленд.
– Иди к нам, у нас тут научная беседа. Я говорил вам, Густав, что этот вот прогорклый пьянчужка лучший моряк миль на сто на запад и на восток по побережью? Может даже, он лучший моряк на этой вонючей планете. В море, как у жены своей в койке. Вы не смотрите, что он хромой и левой рукой как паяц размахивает, это делу не мешает. О, Лаура! Ты пришла. Молодец, детка. Одри! Сделай-ка для мисс хозяйки двойной дайкири! И мне заодно.

– Вы несносны, Дерек, - сказала Лаура Дельгадо. Мельком глянула на Жнеца и снова Стрикленду: - Знаете ведь, что настоящий дайкири она сделать не может.

'Всё-таки спустилась', - подумал Жнец, садясь за стол по левую руку от Дерека Стрикленда так, чтобы видеть обоих незнакомцев, старого и молодого. 'Решилась. Кого-то искала и нашла в зале? По сторонам не глядит. Неужели сядет за один стол с Дереком? Она же его на дух не переносит, насколько я вчера успел заметить. Не факт. Для подробного анализа не хватает данных, Ной не разбирался в женщинах и не слишком переживал по этому поводу'.

– Она в курсе, что делать, когда я прошу дайкири, - говорил Дерек Стрикленд.
– Подсаживайтесь ко мне, Лаура. Руди, стул даме!

'Руди - этот тот, молодой'.

– Не надо, - сказала Лаура, заметив, что парень собирается исполнить распоряжение.
– Не слушайте его. Дерек вечно всеми помыкает. Здесь не съёмочная площадка, я сама выберу себе место. Чтоб наказать вас, Дерек, сяду здесь.

Она устроилась по правую руку от Жнеца, улыбнулась через стол Руди и спросила: 'Простите, я помешала. О чём вы говорили?' Жнец пил мелкими глотками свой скотч, слушал. Рудольф Штайнмайер - так звали парня, - краснея и сбиваясь на каждом втором слове, стал оправдываться, что тема разговора наверняка мало кому интересна, потому что ксенофольклор вообще специфическая область знаний, и если исключить аспекты, связанные с тягой обывателя к жареным фактам, собственно сам процесс накопления корпусов текстов...