Что в ответ? НАТО. Санкции. Железный занавес. Культивирование образа русского, как врага.

Как это предотвратить? Выжечь скверну! Как? Даже я - контуженный маньяк, садист и шизофреник - не способен на это, радикальное, но единственно-верное решение. Я же - человек. Я же - по Образу и Подобию Его. Не смогу. В пылу боя, войдя в раж, в ярости и злости - жечь буду живьём, рвать руками и зубами. А вот идёт он, враг, потерянный, контуженный - и мне жалко его. Помочь ему, заблудшему, имеется побуждение.

Так и будем их, неразумных, учить - не суй пальцы в розетку - выпорю! Уговаривать будем - живите вы мирно, не воюйте, не грешите. Живите, будьте же вы Людьми! Дохлый номер. Всё так и норовят свой конец не туда присунуть.

Ну, вот! Злость появилась. Можно и в драку! Кто сказал, что мотивировать на бой можно только других? Самого себя надо прежде ввести в нужное состояние. Боевое.

Оборона противника на обратном скате высотки вполне себе уцелела. И сопротивление он оказывал - ожесточенное. Один за другим загорелись два танка. Остальные пятились за гребень.

Теперь - мы. На "Ура!" - пушки сюда плохо достают. Самолёты летают куда-то дальше - видимо там - более нужны их взрывчатые посылки. Рванные цепи бойцов накатывают на сверкающие вспышками выстрелов окопы врага.

Мы с Шестаковым - на гребне. В воронке. Шестаков огнём пулемёта прикрывает атаку.

Ворвались бойцы роты в окопы. Пошла жара рукопашной. Собираем с Шестаковым магазины, бежим догонять.

Рассказывать о таком бое особо и нечего. Несколько часов ведём бой, меняем позиции по мере надобности, стреляем, забиваем магазины патронами, что нам подтаскивают подносчики патронов, опять стреляем, опять бегаем.

Когда мне показалось, что вот-вот - и доломаем, к противнику подошло подкрепление, усилился огонь их артиллерии и миномётов, а главное - он качественно изменился. Стал более прицельным, более опасным. Всё - по новой.

Танки ещё разок сунулись, потеряли ещё одну машину, две - утащили тросами, около часа, наверное, били с гребня. Не высовываясь особо, показывая только башни, отстреливали несколько снарядов - откатывались. А потом - совсем ушли, когда по ним стала работать гаубичная батарея откуда-то из-за оврага. А из самого оврага - тянулись дымные трассеры мин. Там у них миномёты. Правильно - это же навесное оружие.

А тут у них - наводчик. Где-то сидит и в трубку поёт.

Где? Не могу определиться. Расслабился, попробовал "прочуять" - какой там! Такой кавардак эмоций и во мне, и вокруг. Да ещё и Шестаков пинается - магазин ему давай.

– Пора менять позицию, - кричу ему в спину.

Отмахивается. Всё же я кое-что почуял - именно это. Интерес чей-то к нашему пулемёту. С той стороны. Неуютное ощущение, как тогда на плацдарме, когда нас чуть не накрыло снарядом. И острое жжение в копчике. Дыхание смерти?

– Накроют!
– кричу после первого взрыва мины.

Он дёргает ногой, чтобы пнуть, запихивает очередной магазин в приёмник пулемёта.

Да пошёл ты! На мгновенье высунулся назад посмотреть - вот этот кратер воронки - пойдёт. Вышвыриваю всё своё имущество в ту сторону.

– Идём!
– пинаю его.

Второй взрыв. Вилка!

Как ужаленный выпрыгиваю, шаг, ещё, прыжок - взрыв! Взрыв! Взрыв! Через несколько секунд - ещё два - контрольных. Тихо. Тишина - звенит. Поднимаюсь на локти. Земля с меня сыпется. Сплёвываю кровь. Откуда? Ощупываюсь - цел. Кровь - моя. Взрывная волна долбанула. По науке - мгновенная компрессия. А Немтырь?

Рядом лежит. Головой - вниз. Вся спина в крови, парит. Ногу по сапог срезало. Перетягиваю жгутом, переворачиваю.

– Херово мне, Дед.

Кровь идёт горлом. Это - херово! Его взрывом ещё хлеще шибануло. Вон, как кровь горлом идёт. Белеет на глазах.

– Пулемёт!

Выглядываю. Наша огневая - парит и воняет взрывчаткой. Кучно положили. И много. Не жадные - не экономят. А вот и скрученный кусок металла.

– Пипец твоему уёжищу, Немтырь, - говорю ему.

– Как и мне. Ты, Дед, зря меня обидел. Бухаю я, но я - не сука! Слышишь, ты! Я - не сука!

– Я знаю, брат! Жил ты - паскудно, а смерть принял - достойно. Покойся с миром.

Вижу лямку своего рюкзака, тяну. Воняет спиртом. Точно - рюкзак - посечён, фляга - смята, пробита. Но, не весь спирт вытек. Поворачиваю пробоиной вверх, чтобы не тёк, откручиваю, приставляю к губам Шестакова. Жадно пьёт. Глаза всё увеличиваются - это же спирт. Он - обжигающе сушит. Сейчас глаза из глазниц выпрыгнут. Кашляет, задыхаясь. Кашель переходит в агонию. Прижимаю его голову к груди, держу крепко, пока не перестаёт его корёжить.