Шрифт:
И сам на колени упал рядом с ним. Сопли, слюни, кровь, слёзы - я просто задохнулся. Схватка была такой короткой, что обошлось.
Присутствие, три тени, кувырком ухожу, подбираю ППШ, разворачиваюсь.
– Ты?
– Свои!
– выдохнул я и сел на задницу, заходясь в кашле. Не в то горло попало, с перепугу.
Политрук и 3 бойца. Политрук осмотрел дело рук моих, пальцами расставил бойцов.
– Этот - живой, - указал подбородком на "боксёра", - здорово дерётся. Но - глупый. С кулаками на меня полез.
– Где Шестаков?
– Нет его больше. И пулемёта - нет. Эти уроды и убили. Отомстил. Ха, а вот и сапоги мои!
Это я увидел, что ноги "боксёра" - не меньше моих. И сапоги - справные. Не то, что у меня - кирза ботинок убитая настолько, что завхоз авиаполка, тот ещё жмот - не пожалел, выдал, зная, что не отчитается. Списанные, видимо. Стал стягивать сапоги.
– Отставить мародёрство!
– крикнул политрук.
– Ты, гражданин начальник, чё разорался? У него всё одно - отберут. А ты мне новые - справишь? Есть такой размер?
Я ему продемонстрировал свою стёртую подошву. Отвернулся он. Молча. Стянул я сапоги, переобулся.
"Боксёр"-цыган пришёл в себя, повозился, сел, тряся головой. С удивлением оглядел меня, политрука.
– Хенде хох!
– заявил я ему.
Он разинул рот, но руки поднял.
– Обувайся, - сказал я ему по-русски. Понял, опять же, замотал портянки, натянул мои ботинки. Вяжет проволоку, что я использовал вместо шнурков.
– Давай, грохнем его, - предложил один из штрафников.
– Но-но! Это - моя корова! Иди, себе налови - и делай, что хочешь! А мне - искупать грехи надо. Мне тут - четыре пожизненных повесили.
– Четыре пожизненных?
– повеселились бойцы. Пока политрук увлечённо смотрел в сторону, они потрошили карманы трупов.
– А то! Да и уважать себя этот цыганёнок заставил. Надо же - меня пробил! Молодец! Пусть живёт. Может быть, ещё и цыганочку спляшет. Ай-ла-лэ-ла-лэ!
– Ящики с минами он притащил. Вот и безоружен оказался. Сидел бы ты сейчас тут...
– качает головой политрук.
Противника - выбили. Гаубицы румын - разбили миномётами. Танки наши и стрелковые роты - попёрлись штурмовать вторую линию обороны. Мы остались на занятых позициях. Ввиду понесенных потерь. От роты - половина. Кого-то закопаем, большинство - по госпиталям и в строевые части - искупили кровью.
Мародёрство! Война без сбора лута - беготня скучная.
Мой пленный цыган тащил два набитых вещмешка. И я - свой. Я его конвоировал в тыл. Сдавать. Скатку свою подобрал - не гоже добром разбрасываться.
Знаете, кого в тылу я встретил? Давешнего председательствующего трибунала. Он устало смотрел, как грузили нашего ротного старшину. Без ремня, руки за спиной связаны. Вот это поворот!
– Во, блин! И кому теперь это чудо сдавать? Не отпускать же? Цыгане - ищи ветра в поле, - вслух удивился я.
– Ты?
– обернулся председательствующий.
– Я?
– удивился я. Как он меня узнал? Видел он меня - один раз при обманчивом свете чадящей гильзы, а морда у меня сейчас - не приведи Боже! Нос - как клюв той кавказкой птицы, маленькой, но очень гордой - распух, морда - тоже распухла, глаза затекли фингалами, губы - как сардельки. Даже говорю с присвистом и пришамкивая.
– Выжил?
– Почти. Напарник вот мой - нет. И мне, вот это вот, чудо в перьях - нос сломал. Дерётся - будь здоров!
– Да и ты подраться - мастак.
– Есть такое. Как говорил мне тренер - рукопашный бой на войне понадобиться, только если ты, как последний дятел, потерял пулемёт, автомат, пистолет, гранаты, лопатку и нож - и встретил такого же долбоящера, как и ты. Вот, сошлись же звёзды! Как два барана бодались рогами, когда под ногами - гора оружия.
– Вон даже как? А что ж он не связан?
– А это барахло - мне тащить? Старшине хотел сдать. А вижу - старшина-то - тю-тю.
– Тю-тю, - кивает председательствующий, - Вор - старшина ваш.
– Бывает. Что делать теперь, гражданин начальник?
– Этого - давай сюда. А в мешках что?
– Галантерея. Кольца, цепи, награды - говорят из драгмета. И сбруя кожаная. И ещё всякое. Всей ротой собирали. Нам украшения - без надобности, а парни говорят - переплавят и в Америке тушёнку купят. Не в землю же зарывать с этим румынским куриным помётом.