– Почему вы так жестоки!
– бурчит он, - Вы - всех готовы растерзать. Зверь, а не человек. А мы - не люди для вас. Вы - хуже Катяха. Хуже ротного. Он лютует - ему положено. А вы - просто так. Нельзя быть таким! Нельзя!

– Что бы ты знал, лошадь, - придётся говорить с ним. Иначе - уснёт. Да и я сам - усну. Прямо на ходу.

– Вот. Вы даже меня по имени никогда не звали. Только - оскорбления. Вы - никого знать не желаете. Никого. Все для вас - только бойцы. Боец первого взвода, третьего. Или обидные прозвища придумываете. А это всё - люди. У них есть имя, душа. Нельзя быть таким. Надо быть душевнее.

– Лошадь, что ты понимаешь в людях?

– Почему вы такой жестокий? Почему никого знать не хотите?

– Потому что вы все - умрёте!

– И что?

– Ты знаешь - каково это, когда гибнут те, кого ты знал? Кто был тебе дорог? Нет? А у меня жизнь - сплошные убитые. Все, все, кого я знал - мертвы! Слишком много! Слишком! Не могу больше!

– Не знаю - не теряю? Но, это же...

– А ты попробуй! Ваших имён я - знать не хочу! К следующему вечеру - лиц не вспомню.

– Это хорошо?

– Очень! Ты понимаешь, лошадь, что не выдерживает сердце столько утрат? У меня - только одна голова.

– Всё же вы - человек, - вдруг вынес вердикт библиотекарь.

– Нет, гля, осёл я.

– Так это не от чёрствости? А наоборот?

– До хера ты понимаешь в жизни, лошадь! Ты ещё ни одного немца не пристрелил, ни одному другу глаза не закрыл - а уже с суждениями лезешь. Молоко на губах оботри!

Вижу силуэт старшины роты. Тоже пешком идёт. Догнал сзади, слушал.

– Ехать - нельзя. Сразу уснёшь, под копыта свалишься - никто поднимать не будет. Все устали. Так и помрёшь в степи. А утром запишем тебя в пропавшие без вести. Понял?
– пояснил старшина библиотекарю, пошёл дальше - догонять голову колонны.

***

И вот однажды конница не смогла обойти опорный пункт врага. Противник засел в селе, что оседлало дорогу. Село так и называлось - Малое Седалище. Справа - сплошные балки, овраги. Да такие, что не то, что конница - пехота не пройдёт. И всё это густо поросло кустарником. А слева - низинка, сплошь закрытая засохшим камышом и осокой. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять - болото.

Конников наших отвели. Подозреваю, что конный ручеёк потечёт искать дырку. А мы - на штурм. В лоб. Не обойти это узилище.

Потому и штурмуем в лоб. Уже несколько часов. Всё больше бойцов замирают на снегу, не шевелятся. Раненные кричат. Те, что не могут сами уползти в тыл.

– Вставай, лошадь!
– пнул я библиотекаря, - скачи за патронами!

На Сашке - лица нет. Ему ещё не приходилось участвовать в настолько "плотном" бою. Когда нельзя двигаться перебежками - только ползком.

Чадили, горели четыре наших броневика - у противника оказалась батарея ПТ-орудий. Чудные такие - мелкокалиберные, низенькие, щит выпуклый. На коленях солдаты расчёта у него стоят - головы выше щита у них. Два орудия уже расхерачили, но 2 - отошли. И откуда они нанесут свой смертельный для броневиков удар - неизвестно. Поэтому броня наша жмётся к укрытиям, выедут, постреляют - прячутся.

Да и мы - высунемся, постреляем - прячемся. И я - так же. Высунусь, постреляю в каски противников - прячусь. Жду, пока по мне перестанут стрелять, сдвинусь чуть, если возможно, опять постреляю. За весь бой от моего огня только трое румын наверняка загнулись. Одним словом - чрезмерный расход боезапаса.

Атака застряла.

Я опять высунулся, дал короткую, экономя патроны. Я почти всё расстрелял. И меня уже начали зажимать пулемётно-миномётным огнём.

И ещё у них - снайпер. Именно он так подло подстреливает наших. Чтобы кричали, звали на помощь. А вот "помощников" - валит наглухо.

Надо на время затихариться, позицию сменить. Пусть на время меня "потеряют". Самое время пополниться.

– Иди, трус! Неси патроны!
– трясу за грудки бледного от страха библиотекаря. Губы его трясутся. Но, пополз. Я ему дал "волшебного пенделя" для ускорения. Плохо ползёт - толстым своим кормовищем машет, как флагом. Пули соблазняет, приманивает.

Чувствую взгляд на себе. Развернулся. Лёжа, перекатился. Ротный смотрит на меня. Я приложил руку к срезу каски, которая теперь у меня в белом чехле из простыни, как козырёк, давая понять, что вижу, весь во внимании. Ротный показывает на свои глаза, потом тыкает в сторону противника. Киваю, слежу за его взглядом. Ничего необычного не вижу. Ротный привстал на колени, вскидывает свой автомат, стреляет росчерками трассеров. Смотрю, куда впиваются трассеры. Ага! Вот и пушка! А неплохо они замаскировались за плетнем. Расчёт всполошился, разворачивает орудие в сторону ротного, который уже вжался в свою нычку.

Ща-аз-з-з! Что вы сделаете своими 40-мм пульками укрытой пехоте? Целюсь хорошенько. Ветерок - оттуда, расстояние - примерно, учел. Ха, нет со мной Баси, но чудится мне "проецируемая" им точка упреждения. Стреляю тоже трассерами, других патронов - нет, короткими очередями, боясь, что длинная очередь собьёт прицел. Попадаю. Пули высекают искры из орудийного щита. Один враг падает, остальные залегают, бросают пушку.

И один из танкистов заметил цель. Сорокопятка броневика - слабое орудие, но - меткое. Три выстрела - пушка врага вскинула упоры в небо.