Шрифт:
Воспользовавшись, два броневика перекатились на новые позиции, второй взвод поднялся в атаку, ведомый ротным. По ним стреляли. Враг поднял истошную стрельбу в ответ. Надо подавить огневые точки противника нашим огнём, а у меня - пусто. Где эта лошадь? Юлик, которая? Где мои патроны?
Пока я так тупил, упустил тот момент, что я не сменил позицию после того, как так сильно "засветился". Жжение в копчике предупредило слишком поздно. Бегу, в форсаже "Ярости", под вой мины. Падаю, за спиной - взрыв. Матерюсь, осыпаемый мёрзлой землёй, осколками кирпича и деревянными щепами.
Живой? Живой. Цел? Вроде - да. Опять матерюсь - пулемёт разбит - я его выронил, спасаясь. Всё моё рукоделье пошло прахом - всё посечено осколками, грязное. Вата торчит. Штаны разорвались от ремня до ремня на две отдельные штанины - настолько широкими прыжками я спасал свою шкуру. И нитки оказались - труха.
Отходняк от "Ярости" стал меня колбасить - задыхаюсь, сердце отчаянно бьётся, мышцы ног, спины и живота свело судорогой. Пневматический отбойный молоток долбит изнутри по мозгам. Надо потерпеть. Что-то в этот раз сильно по мне "откат" дал. Раньше только слегка ломило спину, теперь - плющит конкретно. Старею?
А это что за растрепанное чудо бежит, размахивая ящиком патронов, как пустой обувной коробкой? Библиотекарь. Окликаю его, сворачивает, падает рядом, дышит, как рыба на льду.
– И куда мы так спешим?
– Я думал, убили вас, - задыхаясь, выговаривает мой напарник. Пот катится по его лицу, запотевшие линзы очков сползли на кончик носа.
– И чем бы ты помог?
– А если бы ранили?
– А если бы тебя ранили - в полный рост бежал же?
– Я... Я о себе не подумал, - удивлённо говорит он, ложиться на спину, начинает тереть очки грязным платком.
– А испугаться ты тоже забыл?
– Да, как-то не страшно стало, - улыбнулся он простодушной улыбкой, нацепил оптику обратно на нос, - А вы, так - всегда?
– Что - всегда?
– не понял я. Как-то утерял нить разговора, прислушиваясь к своим ощущениям.
– Не боитесь?
– Всегда боюсь. Постоянно. Но, смотря чего и когда. Потому и живу.
– Когда мне страшно, вам - нет.
– Я не боюсь того, чего боишься ты, - покачал головой я. Вроде, отпустило меня.
– Как мне перестать бояться? Я - ненавижу себя, но не могу ничего с собой поделать. Тело - не слушается. Слабость прямо. В руках, ногах, животе, - промямлил Сашка.
– Начни с основ. С основного.
– А что основное?
– Перестань врать. Хотя бы самому себе.
– И как это связано?
– удивился он.
– Не будешь врать - увидишь правду. Поймёшь, что то, чего ты боишься - такая мелкая чушь, что не стоит она того.
– Да? Я и так не вру. Всегда. Только правду говорю.
– Не заметил. Только правду? Твоя жена - шлюха, - твердо сказал я ему, наблюдая за его реакцией.
И он кинулся на меня с кулаками. Этот телок. Мог я его вырубить в тот же миг. Нет. Я его не вырубил, но бить - стал. Самые болезненные удары, по самым чувствительным местам. Бил сильно, но аккуратно. Чтобы он не терял сознания, чтобы чувствовал всё. Всю полноту моих чувств к нему. Не поднимая головы над буртом земли, выброшенной взрывом из воронки.
Сопротивляться он перестал почти сразу. Только лежал, скулил от обиды и боли.
Плюнул, забрал свой ППШ, что передал ему после получения ДП-42, ныне почившего в бозе. Пошёл догонять своих, второй взвод, что застряли в очередной раз, в очередной вялой атаке.
Ротный сидел на земле, привалившись спиной к полуобвалившейся стене глинобитной мазанке. Оказывается, не только на Украине так строили. Ротный, оскалившись, с каким-то остервенением набивал патроны в рожок магазина ППС.
– Где пулемёт?
– рыкнул он на меня.
– Тю-тю пулемёт, - развел я руками, - сам едва спасся.
– Лучше бы ты пулемёт спас!
Я рот разинул, но, захлопнул. С его точки зрения - пулемёт ценнее жизни бойца. И, так и есть. Без пулемёта - тут бойцов ляжет ещё много. Может быть, вся рота.
Обогнул бочкообразное тело одного из Бульдогов, выглянул. М-да! Прячусь обратно за широкую спину Бульдога.
Понятно, почему ротный в таком состоянии. Заперли нас. Улица насквозь простреливалась пулемётом и последней пушечкой румын. Все дома, сараи, укрытия вспыхивают выстрелами солдат противника. Много их. Больше, чем нас. И нам - ни вперёд, ни назад.
– Может, ход конём?
– спрашиваю я. Так, ненароком. Как будто сам у себя.
– Через болото - не пройти!
– ротный стучит снаряжённым магазином по ствольной коробке автомата, прячет магазин в разгрузку, - посылал отделение Уварова. Двоих потеряли. Воды - где по колено, где по грудь. А на выходе - пулемёт. Лупит на шевеление камыша.
Ага, ход конём - не выйдет. А через балки - вообще до вечера будешь продираться. А если и там - пулемёт?
Взял у ротного горсть патронов, тоже стал набивать барабан. На автомате, не глядя. Смотрел я на колышущееся море камыша. Мостушки. Рыбалка, наверное, хорошая в этом пруду. Чижики головами кивают на ветру.