– Вытяни руку.

Я послушалась. Тут преграда исчезла, и колючий ветер рванул в лицо, а дождь поливал на руку. За секунду ладошка наполнилась водой.

– Какая необычная иллюзия, - зачаровпнно прошептала я, не чувствуя проникающего из окна холода.

– Иллюзия?
– резко спросил маг.

А я уже понимала, что это по настоящему, что это не иллюзия, а самое настоящее волшебство. Магия. Чародейство. Но мозг работал как-то замедленно, словно не хотел принимать действительность. Я словно раздвоилась одновременно понимая, что вижу новый мир, новую реальность и она действительно существует, и одновременно не веря и не доверяя своим глаза, чувствам.

– Иллюзия?
– снова спросил Софин.
– Это та магия, которую по просьбе не показывают, эта та магия, которую творят только ради близких людей. Эта та магия, Аня, на которую способны только самые великие из магов! И ты называешь это иллюзией?!

Он резко вернул защиту или что там это было на окно. И развернул меня.

– Смотри, - рявкнул он.

Он поставил перед собой на стол круглый металлический поднос. Плеснул на него воды, дотронулся до нее ладонью, зашептал слова. Вода замерзла, превратилась в зеркало, но зеркало было необычное, в нем расплывались образы, которые, наконец, превратились во внятную картинку.

Слава, мой брат, со сосредоточенным лицом показывал прохожему фотографию, задавая в тысячный раз один и тот же вопрос. Вдруг он остановился и запрокинул голову, стараясь удержать непрошенные слезы. Он смотрел на пасмурное небо и ничего не видел. То ли слеза, то ли капля дождя скатилась по щеке, и он грубым быстрым жестом смахнул ее. Мой старший брат, мой сильный старший брат - плакал. К нему подошёл Макс и положил руку на плечо. Господи, как же я по ним скучаю. Невыносимо. А ведь им ещё хуже. Даже подумать страшно, что они сейчас чувствуют. По спине пробежали неприятные мурашки. А что бы почувствовала я, если бы пропал один из них? Даже представить страшно. Я бы искала, днем и ночью, я бы весь город перевернула. А мама... потерять своего ребёнка, это же с ума можно сойти от горя. Как же больно. Я приложила ладонь к груди, пытаясь унять зашедшееся в диком ритме сердце, в висках стучал пульс. Появилось отчетливое ощущение, что долго я так не протяну.

– Мама, - тихо позвала я, и зеркало подчинилось.

Оно показало лицо несчастной пожилой женщины. Это была моя мама. Моя замученная, заплаканная мама. У меня от боли защемило сердце. Вот как выглядит женщина, не спавшая три ночи из-за пропавшей дочери. Ком, тяжёлый стальной ком, поднялся из груди и встал в горле, не давая дышать и причиняя невыносимую боль.

– Не нашли?
– ее замученный голос доносился, словно из-за толщи воды.

Она же сойдёт с ума от горя.

– Мы ищем. Все ищут, - это голос папы. Он появился рядом с мамой, обнял ее за плечи, но она не заметила.

– Тебе нужно поспать.

– Нет, нет. Я не могу. А вдруг она найдётся, а я буду спать?

В ее глазах я различила далекий огонёк безумия. Её рот скривился, передавая ее отчаяние, и она снова заплакала, хотя казалось, что слез больше нет.

Я повернулась к Софину.

– Что ты наделал?! Верни меня им сейчас же!
– я хотела кричать, но получился лишь сдавленный шепот. По щекам катились слезы.

Но он только угрюмо и непреклонно смотрел на меня. Это значило "нет". Хотя и смешанное с жалостью. К черту его магию, к черту его мир, к черту его поганую жалость.

– Ты должен что-то сделать. Слышишь?
– я почти кричала, насколько это было возможно.
– Да сделай же хоть что-нибудь.

– Есть один способ облегчить их страдания, - ответил Софин.

Смотря на маму я понимала, что пойду сейчас на все. Но несвойственная Софину настороженность в голосе и во взгляде давала понять, что тут есть подвох, очень серьёзный подвох, и если соглашусь, то потом буду очень и очень сильно жалеть. Да и Софин был не рад этому.

– Какой?

– Отрекись от прошлого мира.

– И?

– Просто произнеси формулу...

– И что с ними будет?

– Они забудут тебя. Ты сотрешься из истории того мира. Никто не вспомнит о тебе, словно тебя никогда и не было. Нельзя любить и страдать по тому, кого ты никогда не знал.

– А я?

– Ты будешь помнить все. Но если хочешь, я сотру твою память. Но это...

– Нет. Я хочу их помнить. А как эта процедура аукнется мне?

Софин помедлил и нехотя ответил:

– Ты никогда уже не сможешь вернуться в свой мир. Но имей в виду, что я тебя все равно не отпущу, даже если ритуала и не будет. Никогда. Ты ничего теряешь.

– Кроме своих близких, - зло ответила я. Мне потребовалось еще минут пять, чтобы решится. Как никогда остро и отчетливо я понимала, что собираюсь сжечь мой единственный путь назад.

– Давай.

Он вытянул руку над "зеркалом" и полоснул ладонь невесть откуда взявшимся ножом, лезвие его было рубиновое, а ручка золотая с рубиновыми вставками. И передал нож мне.

– Быстрее!

Я вытянула руку и прижав нож со всей силы к ладони, как можно резче полоснула, вонзая тупое лезвие вглубь. Лезвие оказалось не такое уж и тупое, как показалось. Кровь полилась струей. Перестаралась.