Я потянулась к его губам, намереваясь, продолжить эту пытку, но у Софина были другие планы. Он нащупал рукой пояс моих брюк. Шнурок поддался, но там была еще и пара внутренних застежек.

– Не надо...- едва смогла выдохнуть я.

Он даже и не заметил моё слабое сопротивление, прижимая к стене так, что трудно было дышать. Только в ответ больно укусил плечо, и эта боль распространилась по всему телу острым мучительным наслаждением. Стон вырвался из груди. Застежки поддались, ослабив натяжение ткани, и его рука проникла туда, вызвав мощную волну эмоций. Я ногтями впилась в его руку. Спрятав лицо на его груди, я позволяла реальности таять, кружится водоворотом, унося моё сознание куда-то очень далеко отсюда, но оставляя оголенными чувства. Он что-то шепнул, но не было в этих словах ни ласки, ни утешения, только приказ.

– Посмотри на меня, - повторил он ещё грубее.

Я подчинилась. Сейчас я бы сделала все, что ему нужно, лишь бы только он не останавливался. Наши глаза встретились, и я утонула в черной бездне. Он начал медленные движения пальцами, грубо лаская, даря нарастающее наслаждение, разливающееся, пульсирующее, мощное и первобытное. Он ускорил темп, резко усилил нажим, и я почувствовала его... экстаз, высшее наслаждение, взрыв. То, что сейчас мне было жизненно необходимо. Пульс стучал в голове, и я задыхалась как после часовой пробежки в усиленном режиме. Смущение медленно подбиралось, окрашивая щеки в пунцовый цвет, и я снова попыталась спрятать лицо на его груди. Но он поднял пальцами подбородок и заставил снова смотреть в эту бездну.

– Никогда, - тяжело, но грозно прошипел он, слова падали камнями на моё сердце.
– Никогда больше не лги мне.

Я часто закивала головой, не в силах заговорить.

Он подарил быстрый грубый поцелуй и отстранился.

– Иди в постель.

Я снова кивнула, но от стеночки не отлепилась. Ноги дрожали, и лично мне было понятно, что это расстояние мне не преодолеть. Понял и он, потому что, тяжело вздохнув, легко поднял меня и не очень бережно положил на кровать. Я судорожно, трясущимися руками начала завязывать шнурок на брюках. Он окинул меня обидно насмешливым взглядом, от которого захотелось провалиться сквозь землю. И бросив короткое "спи"... ушёл.

Просто взял и ушёл, оставив меня в растерянных чувствах, справляться с накатившим стыдом самостоятельно.

...

Следующим утром, лежа на этом ужасном водяном матрасе, снова разглядывая потолок и размышляя о своей жизни, я вдруг отчетливо поняла - Софину нужна не я сама по себе, а моё сопротивление. Ведь он легко может меня заставить делать все, что ему нужно. Но он не хочет. Я действительно для него экзотичная игрушка и не более. Поэтому он мне все прощает. Потому что если не будет прощать - я сломаюсь. А кому нужна сломанная игрушка?

Но если я стану как все, то быстро наскучу ему и... А что тогда? Предугадать совершенно не возможно. И что без интима не обойтись, я тоже прекрасно понимала: он хочет меня. Я вспомнила вчерашний прецедент. И щеки охватил жар. А почему бы и нет. Я уже не ребёнок, а он мужчина видный, приятный и... я его хочу. И если это мой билетик в мой мир, то почему бы и нет? Может быть, я даже скучать по нему буду. Но что если не получится?

Если, если... а если завтра мир вообще рухнет?! И я решилась - надо что-то делать, хоть что-то, нельзя сидеть, сложив лапки и ожидать своей участи, главное просто попробовать, а с последствиями потом разберусь! И даже если он и победит в этом раунде, то победу я ему уж точно подпорчу. Вот только вышло все как-то не так, как ожидалось...

...

С самого утра я чувствовала себя не в своей тарелке, а теперь еще и это. Я мрачно посмотрела Софину в глаза. За что мне все это?!

С утра я надела эту нелепую паранджу и повязку на лицо. Асиша - служанка, долговязая скромная девушка, которая никогда не снимала платок с лица +- помогла мне с бесчисленными скрытыми завязками на этой одежде и вплела золотые нити от платка в волосы.

Я терпела все эти нелепые разговоры о том, насколько он хорош, могуч и притягателен. Хотя, по-моему, все дело в магии, и в той неограниченной власти, которую она ему давала. Ладно, справедливости ради стоит отметить, что с обязанностями он справлялся отлично, народ его не просто уважал, а боготворил. Да и в нем самом было что-то такое... действительное притягательное. Но не настолько же! В смысле не настолько, что каждая, в прямом смысле - каждая, мечтала не просто стать его супругой, но даже участь стать его любовницей считалась честью. И выслушивать все это было просто пыткой. Не удержалась я и от пары едких замечаний (собственно, я лишь выразила горячее согласие с тем, что суть женщины состоит именно в том, чтобы сдувать с мужчин пылинки, беспрекословно подчиняться самым глупым ихним капризам и холить их самомнение, чтобы не дай бог они не подумали, что женщина может оказаться равной им по уму и силе воли, и что самое страшное - может выполнять роль в обществе куда более важную, чем роль декоративной подставки. Ну, и еще кое-что более грубое и непечатное, после того, как кто-то из девушек помладше искренне со мной согласился). В результате чего некоторые дамы меня слегка невзлюбили.

И словно этого было мало. Я познакомилась с неземным очарованием валлийской принцессы. Той самой, отца которой я встретила в первую неосторожную прогулку по замку, и который выразил лестное желание меня купить. Поначалу я испытывала к девушке лишь нестерпимое раздражение (и капельку ревности, в чем призналась себе не сразу), но вскоре она мне понравилась (а ревность пропорционально усилилась). За ее кротостью и рабским преклонением перед авторитетом Великого Визиря скрывался океан душевной доброты и нескончаемого оптимизма, и очень приличного образования. Меня она очаровала. И не только меня. Но больше всего меня подкупило в ней ее способность правильно называть мое имя. Эта "Анья" порядком уже надоела.

Я весь день выносила их болтовню, помогала готовить еду и украшать зал к приходу Адониса местного пошиба. Даже разрешила им меня переодеть в более яркую одежду (выбрала я естественно непрозрачную паранджу, но блестки были все равно отвратительными) и даже попыталась разучить их танец (без особого рвения, за что меня и попросили присесть и посмотреть, как это делается, против я не была). И разве что отказалась от их росписи по коже. Но это было совершенно уже неприемлемо.

И единственное чего я добилась своим новым поведением (которое давалось мне с огромным трудом и было сравнимо с каторгой в угольных шахтах) - это искреннее наслаждение Софина моим новым образом. И он это не просто не скрывал, а всячески показывал. И с таким видом, что мне жутко хотелось кинуть в него что-нибудь очень тяжелое и желательно с многочисленными острыми углами. Но я продолжала отпускать ехидные замечания исключительно про себя, и старательно разглядывать пол. Я даже не пролила на него воды, когда он в десятый раз попросил меня подать ему стакан, от которого едва пригубил, и отдал обратно с очень красноречивой улыбкой.