Разбойник разорвал рекомендательные письма и с размаху ударил Пьера кулаком в ухо. Монах рухнул на землю. Андре стоял на месте как очарованный и даже не моргал. Пожилой разбойник что-то проворчал и полез обратно в кусты.

– Что, учёные, да? Я с тобой говорю!
– продолжал распаляться молодой.
– Думаешь, что умнее меня?

Он свалил Андре на землю и бил его ногами, но скоро выдохся и тоже убрался в кусты.

Когда Андре пришёл в себя, Пьер помог ему умыться в реке.

На другой день монахи подходили к стенам города Невер. Андре с трудом передвигал ноги, его грудь болела при каждом вздохе. К воротам подъезжала группа всадников, одетых пёстро, ярко и вульгарно. Они весело кричали и ругались, все были при оружии и на ходу пили из фляг. Впереди на большом белом коне ехал широкоплечий усач в красной, распахнутой на груди рубахе, с опухшим багровым лицом. На голове всадника была высокая шляпа, украшенная лентами, перьями и мехом, из-под полей которой выбивались длинные пряди волос.

Один из всадников остановил коня и крикнул:

– Пьер? Вот они, мои любезные!
– Жак улыбался.
– Я уже не надеялся вас найти. Где вы шлялись?

Пьер не успел ответить, как подскочили ещё несколько.

– Жак, чего тут? Дружки твои? Сеньор Борис!

Усатый подъехал, растолкав остальных конём.

– Чего тут? Кто такие?
– он смотрел хмуро и важно.

– Монахи святого Бенедикта, да хранит вас Господь, сеньор, - ответил Пьер.

– Перед тобой барон де Бри, сопляк, - протянул усатый. На всех пальцах его блестели перстни, а на груди висела широкая золотая цепь с огромным крестом.

– Извините, сеньор, мы не хотели вас задеть.

– Что? Меня задеть?
– барон бросил косой взгляд на слуг, не смеётся ли кто.
– Маловат ты жеребчик, чтобы меня задеть. Дайте-ка монахам бордо, ребята, пусть выпьют за моё здоровье.

Двое небритых парней, добродушно скалясь, стали совать Пьеру и Андре бутылку с вином.

– Сеньор де Бри, сегодня среда и...
– начал было Пьер.

– Называй меня "сеньор Борис"! Много народу живёт в Бри, но барон один!

– Достопочтенный сеньор Борис, мы монахи, и не можем нарушать свой чин, употребляя вино в постный день, - терпеливо и почтительно говорил Пьер.

– Бог простит, монахи! Это лучшее христианское вино - два флорина за бутылку! Пейте за здоровье дворянина!
– кричал барон весело, но с угрозой в глазах.

– Отец, один из них - сын виконта де Бофор-Тюренна, а другой - графа де Синь-Блана, - негромко предостерёг Жак.

Усатый уставился немигающим взглядом на худых юношей, одетых в пыльные монашеские балахоны.

– Что! Этот дохлый щенок - граф?! Чёрт меня подери! А ну, угостите его светлость!- закричал барон, брызгая слюной.

Несколько всадников спешились, бросились к монахам и скрутили им руки. Затем один разжал ножом зубы Андре и засунул ему в рот горлышко бутылки. Монах сразу поперхнулся, замычал, и его с хохотом бросили на землю. Пьер не сопротивлялся, и в него залили всё вино, остававшееся в бутылке.

Барон наблюдал сцену, плотно сжав губы и сощурив глаза.

– За мной, олухи!
– крикнул он челяди, и вся толпа поскакала в сторону городских ворот. Жак бросил грустный взгляд на монахов и умчался вслед за отцом.

Андре стоял на четвереньках и вместе с кровью выплёвывал осколки зубов. Пьер сидел рядом, медленно вытирая ладонью подбородок.

Монахи не стали заходить в Невер. В соседней деревне Фуршамбо они обратились в храм, где им дали приют в столярной мастерской.

На следующий день Пьер проснулся с большим трудом, ощущая озноб и головную боль. Скоро должна была начаться утренняя служба. Андре лежал на спине с открытыми глазами.

– Андре, вставай, скоро месса. Надо идти. Вставай, друг мой.

– Пьер, я не смогу. Всё болит. Мне не выстоять мессу.

Пьер не поверил своим ушам.

– Андре, посмотри на меня, пожалуйста...
– он не находил слов.
– Посмотри, какое теплое утро... Ты обещаешь мне, что будешь терпеть? Обещай мне!

– Пьер, я обещаю тебе, что буду терпеть. Не беспокойся, пожалуйста.

– Я сразу вернусь после мессы и приведу лекаря, хорошо?

– Хорошо. Иди, Пьер.

Пьер стоял в храме и бездумно повторял псалмы, заученные с детства. Неожиданно он начал молиться так горячо и искренне, как не молился никогда в жизни, но резкая боль в голове выбила все чувства, и он опять механически читал вслед за настоятелем. В ушах был звон, в храме - гул. Вдруг что-то защекотало щеку. Он дотронулся рукой и увидел на пальцах кровь. Снова начало кровоточить ухо, в которое его ударил разбойник. Пьер почувствовал страх, словно с ним происходит что-то скрытое, о чём он никогда раньше не слышал и даже не догадывался. Он обхватил голову руками и выбежал из храма. Прихожане в ужасе крестились, а настоятель прервал службу и оторопело смотрел вслед безумному монаху.

Пьер ворвался в мастерскую и сразу увидел друга, висящего в петле, привязанной к верхней полке стеллажа с досками.

Через неделю Пьер шёл по дороге на Жьен. Большая часть его пути была ещё впереди.

В конце августа монах подошёл к первым предместьям Парижа. В дороге он почти не спал, а ел только, когда понимал, что не может больше передвигать ноги. Во сне его мучили кошмары, а ощущение малейшей тяжести в желудке вызывало рвоту. Он уже не был уверен, что хочет идти в Париж, учиться в университете, о чём-то переживать, стараться... Мысли о тихой монастырской жизни неотступно приходили на ум.