— Наверное, к одной из своих любовниц.

Сказано это было столь равнодушно и просто, что Родион невольно согласился: действительно, куда еще пойти мужу от хворающей жены.

— Предполагаете конкретную персону? — спросил он, стараясь выдерживать игриво-равнодушный тон.

— У Виктора так много развлечений… — Лилия Павловна вынужденно прочистила нос, — что отмечать конкретную, как вы точно выразились, довольно скучно.

— И вам хватает сил говорить об этом так спокойно?

Что поделать, и Родион, бывает, допустит ошибку. А тут ошибка серьезная: нельзя вторгаться в личную жизнь свидетеля. Тем более дамы.

— Вы еще молодой человек, — сказала она с тем же вялым спокойствием. — А у нас с Виктором восемь лет брака. Меня трудно удивить его поведением. Мы уже давно чужие люди. Следовало бы жить раздельно, но об этом, а тем более о разводе, он и слышать не хочет. Видите ли, в «Львиный» клуб не допускают разведенных мужчин. Так что каждый развлекается в праздники как ему удобно. Я болею, а он — с любовницами. И все счастливы.

Следовало немедленно свернуть со скользкой темы, но Ванзаров, словно забыв, что постороннему человеку нельзя совать нос в семейные дела, спросил, давно ли произошел раскол в их отношениях.

Как видно, характер Лилии Павловны имел чрезвычайный запас терпения и миролюбия в отношениях с мужчинами разной степени зрелости. Спустив бестактность, она ответила:

— Если вас, господин Ванзаров, интересует конкретный срок, то это случилось семь лет назад, когда Виктор потребовал, чтобы я сделала аборт. Он считал, что заводить детей так рано — неудобно, нам следует пожить для своего удовольствия. Я поддалась и совершила это преступление. За что и была вскоре наказана. Теперь я не могу иметь детей. Однако моего мужа это не смущает. В правилах «Львиного» клуба о детях ничего не говорится, о чем же беспокоиться. Вам этого достаточно?

После такого признания красивая, хоть простуженная женщина казалась спокойнее статуи. А вот юному чиновнику хватило через край.

— У вашего мужа есть оружие? — спросил он, стараясь не смотреть на Лилию Павловну. Духу не хватало.

— Я подарила ему красивый револьвер с перламутровой рукояткой и инкрустацией. Название какое-то английское.

— Позволите на него взглянуть?

— С удовольствием, если бы Виктор не забрал его сегодня.

— Объяснил, для чего берет оружие?

— С какой стати ему передо мной отчитываться, — Лилия Павловна вымученно улыбнулась.

— Можете предположить причину?

— Да хоть показать в клубе… Или на свежем воздухе пострелять с какой-нибудь очаровательной барышней. Они так мило визжат от звука выстрела.

— Часто господин Княжевич берет оружие?

— Хочу напомнить: я не слежу за своим мужем. Сегодня не было горничной, кому-то надо было запереть дверь, поэтому я увидела, как он заворачивает оружие в бумагу и прячет в карман шубы.

Лилия Павловна, как воспитанная женщина, могла одним незаметным движением показать, что гость испытывает терпение больного человека. Пора и честь знать. Уловив этот намек, Ванзаров сразу встал. Только спросил напоследок:

— Вы готовы повторить эти показания для протокола и потом в суде?

Госпожа Княжевич пожала закутанными плечиками:

— Почему бы нет?

— Это может привести вашего мужа к суровому приговору и каторге.

— А что такого Виктор совершил? — впервые заинтересовалась она.

— Не имею права рассказывать. Во всяком случае, сейчас.

— Вот как… Что же натворил наш милый очаровательный муженек такого ужасного?.. Тюрьма и каторга, говорите… Какая неприятность… Но от своих слов не откажусь.

— И не станете выгораживать мужа?

— Господин сыщик, что я слышу: вы толкаете меня на нарушение закона?

Ничего подобного Ванзаров не хотел. Просто не мог поверить, что женщину, да еще красавицу, можно довести до того, что закон для нее будет дороже родственных связей. Оказывается, и такое бывает. Попросив заглянуть в сыскную, когда даме будет удобно, чтобы дать показания, Родион простился и вскоре входил в тот самый полицейский дом, в который пригласил Лилию Павловну.

Редкий покой, царивший в 3-м Казанском участке, напомнил, что для всех, кроме полиции, праздник продолжается. Вместо задержанных в приемном отделении грелись городовые. А из посторонних — только Спиридон. Извозчик терпеливо сидел на лавке.

Большой выбор свободных камер позволил держать убийцу в одиночестве. Княжевич вел себя тихо, не сходил с табуретки и курил одну за другой свои папиросы. Доложив подробности, Болотников спросил дальнейших указаний и с видимым удовольствием побежал за арестованным.