Вика внезапно побледнела и стала оседать на пол.

– Я не могу! Я боюсь! Я не буду! Давайте не будем, пожалуйста! Я не буду!

У нее произошел конкретный нервный срыв. Вообще-то Вика как раз всегда отличалась крепкой и устойчивой нервной системой – видимо, просто наступил ее личный предел. Зинченко как мог постарался привести ее в чувство, пока не началась истерика.

– Вика! Соберись! Будь умницей, – спокойно и твердо произнес он.

– Я не хочу! Пожалуйста, не трогайте меня! – шептала Вика, закрывая лицо руками.

– Возьми себя в руки!

– Леонид Саввич, не кричите! – встала с кресла Александра. – Я все сделаю.

Она обняла Вику и вывела ее из кабины. Выйдя в трюм, Саша обратилась к беженцам, стараясь говорить своим естественным голосом:

– Я второй пилот Александра Кузьмина. За штурвалом превосходный командир, пилот первого класса Леонид Саввич Зинченко. У нас есть проблема – в самолете мало горючего. Поэтому… Мы с вами пересядем. В другой самолет. Прямо в воздухе. Это сложно. И скажу честно – мне страшно. Но если мы сейчас будем тряпками – погибнем все. А если будем молодцами, то все будет хорошо. Обещаю. Правильно?

При этих словах она погладила по голове девочку. Свен пытался расспросить окружающих, о чем говорит эта женщина-пилот. Сесиль прислушивалась к словам Александры. Нервная женщина тут же стала причитать своим излюбленным: «Господи, Господи…»

Пассажиры стали потрошить свои сумки. Они вытаскивали кремы, мази, пену для бритья. Стали укутываться и намазываться. Пассажиры, не попавшие в первую партию, снимали свои куртки и натягивали на тех, кто пойдет впереди. Вышедшая из ступора Вика стала помогать пассажирам.

– Сначала переправляем женщин и детей, потом раненых.

Врач готовила к пересадке раненых и проверяла, все ли сделано надлежащим образом. Все приготовления неугомонный пассажир с чемоданом снимал на свою видеокамеру. Ольга со слезами на щеках одевала Сашу, заботливо мазала им с Олегом лица. Представитель авиакомпании тоже занялся сборами, но действия его были абсолютно механическими. Как будто внутри человека выключили какой-то малюсенький, почти незаметный клапан. И вроде есть человек – ходит, двигается, говорит – а вроде как и нет. Взгляд пустой и сам он словно пустое место.

Мужчины с помощью Александры высвободили из-под брезента огромную лебедку, на барабан которой был натянут толстенный канат. Он заканчивался крюком. Канат продели в крепежные отверстия люльки для перевозки грузов, а к самой люльке привязали дополнительный трос.

Гречанка поискала глазами среди пассажиров и обратилась к Поповой.

– Как тебя зовут?

– Аля.

– Ты из бухгалтерии?

– Нет.

Гречанка задумалась на миг, потом, словно решившись, спросила озабоченным тоном:

– А не знаешь, если со мной что-то случится, то деньги с книжки кто получит?

– Наверное, родственники, – пожала плечами Попова, удивленная этим вопросом. Он показался ей совершенно неуместным и вообще неважным.

Но гречанка явно считала иначе. Пошевелив в кармане кофты, она вытащила оттуда свернутую трубочкой бумажку и протянула Але:

– У меня просьба к тебе. Вот телефон. Ты молодая, сильная, ты выживешь. Позвони моей дочери, ее зовут Тамара, скажи про книжку, пусть деньги получит. Я всю жизнь копила.

Аля молча смотрела на ее протянутую смуглую руку.

– Сами скажете! – сказала она.

– Не выйду я отсюда, – покачала головой гречанка с обреченностью во взгляде. – Я все понимаю. А ты позвони. Мы с ней двадцать лет не разговаривали. Вот телефон, скажи ей…

По щеке Поповой поползла слеза. Слизнув ее языком, она проговорила:

– Там, в автобусе, моя сестра двоюродная. С детьми. Я ей сказала – садись сюда, а она опять! Мы поругались. Последнее, что она от меня услышала: «Дура, как же я тебя ненавижу!» Дура…

Заключительное «дура» относилось уже к ней самой, Але Поповой. Она сейчас вспоминала ту прощальную минуту с сестрой, эти злые, обидные слова… Ох, как жалела сейчас она о них, как дорого готова была бы заплатить, чтобы все вернуть! Аля мысленно просила прощения у сестры и придумывала для нее слова совсем иные – теплые, нежные, любящие. Такие, каких она никогда, никогда уже от нее не услышит…

– Позвони обязательно, – сказала гречанка.

Со стороны послышались причитания: «Ох, упадем! Точно упадем!» Это стонала все та же женщина, которая за все время не высказала ни одной позитивной мысли.