– Саша… – тотчас услышала девушка голос Алексея, в один миг убедившись, что этот голос для нее самый родной во всем свете.

– Леша, все в порядке, – едва сдерживая слезы, ответила Саша.

– Прости меня. Я хочу сказать…

Александра прикусила губу, чтобы не расплакаться окончательно, чтобы выговорить единственно важные в эту минуту слова, которые ей, скорее всего, уже никогда, никогда не доведется произнести…

– Леша, послушай, я хочу, чтобы ты знал: я тоже тебя очень люблю. Очень.

Все хорошо. Все хорошо…

Она повторяла это, и ее голос постепенно стихал. Алексей слушал, и сердце его замирало. Как звучали бы эти слова там, дома, в мирной и привычной обстановке! Как звучали бы там – и как звучат здесь… Одни и те же слова, и смысл вроде бы один, и все же между ними – пропасть.

Гущин поглядел на огни грузового самолета и вслушался в доносящийся сквозь эфирные огни голос Александры. Он не отключал связь, так и стоял, упершись лбом в стекло, не в силах расстаться с голосом Саши. Как будто если бы сейчас снял наушники, потерял бы ее окончательно. А ее голос постепенно стихал, улетал, растворялся, оставаясь лишь в ушах Алексея.

Тамара Игоревна поглядела на Гущина-старшего.

– Вы же конструктор, почему вы молчите?

Отец сердито нахмурился. Что он мог сказать? Эту дверь строили не с тем расчетом, чтобы открывать во время полета, а, наоборот, чтобы она, чего доброго, не раскрылась! Разве можно предусмотреть любую ситуацию? Разве можно было вообще такое предусмотреть???

Гущин-старший склонился к микрофону и произнес:

– Леша! Слышишь меня?

– Папа, сейчас… – Алексей ловил последние драгоценные секунды, последние нотки любимого голоса.

– Послушай! В багажный отсек сможешь пробраться? Есть идея.

– Какая идея? – моментально встрепенулся Алексей.

Отец сердито усмехнулся. Шестаков поглядел на него с тревогой. Новая идея уже заранее ему не нравилась.

– Завиральная!.. Подними пол в салоне. Вытолкни створку грузового люка.

Она открывается не против движения, так что, может, получится…

– Ее ж ветром сорвет, – неуверенно проговорил Алексей, а сам уже выскакивал из кресла.

– Новую приделаем, – буркнул отец.

Тамара Игоревна опустила голову и вновь начала рисовать закорючки на листе бумаги, будто ее это и не касалось.

Гущин хмыкнул. Андрей и Валера переглянулись: они поняли, что появилась надежда. Хотя и не знали, какая.

– Будешь принимать людей через грузовой люк. Держись нижнего эшелона, – проговорил отец.

– Все понял, – отозвался Алексей.

– Ну, добро…

Гущин обернулся на Андрея и Валеру, которые слышали, прислоняясь к соседнему креслу. Андрей кивнул – он понял.

– И, это, спасибо, пап, – проговорил Алексей.

Он развернулся к Андрею и Валере, готовясь дать новое указание. Андрей поднял пол у входной двери, спустился в багажный отсек. Там они с Валерой, рабочим и другими пассажирами толкнули люк по правому борту. Даже бухгалтер – и тот помог. Едва створка начала приоткрываться, ее сорвало и унесло прочь. Ураганный ветер бил в проем. Рев моторов стал оглушительным.

Пассажиры зажали уши. Вове опять стало холодно, он пытался закутаться в мужскую куртку. Наталья кутала своих детей, увидела замерзающего Вову, протянула ему детский свитер.

– Держи, держи, я сама вязала… – заботливо произнесла она.

Валера вошел в кабину и кивнул Гущину: дверь в багажном отсеке открыта. Можно было начинать переправку. Они посмотрели на грузовой самолет впереди.

– Леонид Саввич, мы готовы, – проговорил Гущин в микрофон.

– Вас понял. Открываю люк.

Зинченко сделал знак Александре: мол, иди в трюм, действуй – и потянул рычаг.

Открылся задний люк. Резкий ветер ударил в лицо. Беженцы со священным ужасом наблюдали, как сзади, чуть справа, появился огромный лайнер и начал приближаться. Александра и Вика успокаивали людей. Свен прижал Сесиль к себе. Александра полностью держала себя в руках – руководила процессом. Представитель авиакомпании занялся лебедкой. Он запустил механизм. Медленно раскрутился барабан. Тяжелый крюк на тросе поехал по направлению к пассажирскому.

Гущин вел самолет чуть сбоку от грузового и чуть ниже по уровню. Он увидел приближающийся крюк на тросе. Струей воздуха канат швырнуло вправо – и крюк ударил по стеклу кабины. Валера наблюдал за тросом. Он раскачивался на ветру, и его никак невозможно было ухватить.

В штабе все сидели в напряжении.

– Ну, не знаю… – проговорил с явным неверием в успех один из консультантов.

– Ты мне тут не каркай! – тут же накинулся на него Шестаков.

Все сгрудились у микрофона. Подошел помощник Шестакова, протянул метеосводку.